Вся правда о либералах. Как я стал русским патриотом

Эта традиция бессмысленного отвержения любопытна тем, что она не в состоянии произвести ничего своего, сформировать какой-то позитивный и целостный идеал в пределах продуманной и непротиворечивой теории, поскольку она выворачивает наизнанку все, что подвернется под руку. Не было в СССР тотального всевластия частной собственности, значит, она объявляется незыблемой святыней, была плановая экономика, следовательно, либертарный принцип свободного рынка провозглашается единственно возможным регулятором экономической жизни. В российской жизни особую роль играла и продолжает играть общинность, солидарность, принцип взаимопомощи и сострадания, соответственно, акцентируется личность, ее самость, интересы и способность отграничивать себя от других становятся высшей позицией в иерархии ценностей. Такой реактивный подход не просто превращает в мертвую догму все, к чему прикасается рука либерала, он отсекает либеральное сообщество от живого общения с той же самой либеральной мыслью, которая имеет свою историю, пути развития, концепции, теоретические основания и практический опыт. Дело в том, что отмены, аккуратно следующие за попытками общества идентифицировать себя в системе позитивных смыслов, могут входить в комическое противоречие друг с другом. К примеру, отчаянно критикуя власть за сокращение социальной помощи, либеральный обличитель не понимает, что он тем самым предает идеалы либертарианского хозяйственного уклада. Или, настаивая на возвращении Крыма Украине, он попирает порожденную эпохой Просвещения теорию неотчуждаемых прав человека, то есть покушается на святая святых либеральной теории. В ее рамках право государства на сохранение целостности территории уступает праву человека на выбор будущего, культурной традиции, страны проживания. Либеральные идеи не являются чужеродными или лишними в потенциально возможном диалоге о путях развития России. Есть времена, условия или области, в которых их элементы могут быть востребованы, могут оказаться полезными. Но для того, чтобы такой диалог стал возможным, должны появиться какие-то совсем новые люди, без рефлекса отмены, превращающего их в боевые механизмы, запрограммированные на отвержение всего русского — не важно, чем оно маркировано: марксизмом, православием, имперской идеей.

Синдром отмены сочувствия

Они живут в условиях, которые считают боевыми, поскольку ежеминутно ведут войну с «кровавым режимом», терпя одно поражение за другим. Но и тут есть одно правило, которое помогает не терять человеческого облика. Конечно, никто не ожидал сочувствия от представителей нашего так называемого «либерального» лагеря. Всем давно и хорошо известно, что любую трагедию, любую катастрофу общероссийского масштаба они рассматривают как доказательство внутренней нестабильности, порочности «путинского режима», как очередную иллюстрацию его стремительного и неизбежного распада, происходящего в режиме онлайн. Но стремление фиксировать горе, придавая ему исключительно политический смысл, что называется, в полете — прямо по ходу его разворачивания, — все более выносит этих людей за рамки той этики, которая делает наше поведение, реакции, размышления нравственно приемлемыми. Если у кого-то умирает близкий, пусть даже этот кто-то нам не слишком симпатичен, то мы способны понять, какую боль может испытывать человек, потерявший родственника. Так устроена психика человека, так обычай, культура формируют его нравственную интуицию, что он не в состоянии оставаться нормальным человеческим существом, если лишен способности сочувствовать, входить в чужие горестные обстоятельства, жалеть тех, чья жизнь оборвалась внезапно по нелепой и трагической случайности.