Вся правда о нас

– Можно посмотреть на это иначе, – заметил я. – Как бы хорошо ни обстояли мои дела наяву, рано или поздно придётся заснуть. И всегда есть шанс огрести в сновидении столько неприятностей, что с ума сойти впору. Одно время мне часто снились кошмары, и я ничего не мог с ними поделать – в точности, как ты с врагами, бедностью и болезнями наяву.

– Но рано или поздно ты обязательно просыпался! – упрямо сказала она.

– Совершенно верно. А потом обязательно засыпал, и всё начиналось сначала. Никакой разницы.

– Ты меня совсем запутал, – вздохнула Нур Иристан. – А всё равно уметь колдовать наяву гораздо важнее, чем во сне. Я точно знаю.

– Ладно, не будем спорить. У тебя есть мечта научиться колдовать наяву. Кстати, не то чтобы невыполнимая. Уверен, стоит тебе переехать поближе к Сердцу Мира, и всё пойдёт как по маслу. У нас все быстро учатся магии. Вот, скажем, родные нашего общего друга Дигорана Ари Турбона. Казалось бы, вообще не люди, а просто сны, приснившиеся дереву. Тем не менее, уже колдуют вовсю. Отличные, кстати, они у тебя получились. Такие славные люди, невозможно их не любить. Ты всё как надо сделала.

– Ну, по правде сказать, их достоинства не моя заслуга, – смущённо улыбнулась Нур Иристан. – Это Дигоран Ари Турбон захотел именно такую семью. Добрую умную сестру, красивого увлечённого друга, талантливую племянницу, или племянника, он никак не мог решить, кто лучше, девочка или мальчик, вот и получилось… ну, ты сам знаешь, что. Дигоран Ари Турбон придумал их задолго до того, как мы познакомились. Он же очень старое дерево. Тысячи три лет ему, как минимум, а точно он сам не знает, давным-давно сбился со счёта. Насмотрелся, как живут люди – он-то, в отличие от меня, успел застать Саллари процветающим городком – и сам захотел стать человеком. И чтобы у него была человеческая семья. Рассудил так: родители, жёны и дети – это слишком, к такой степени близости он пока не готов, а вот сестра, племянник и друг – именно то что надо. Рос и представлял, как бы отлично они жили тут, в Саллари, все вместе. Только друг иногда уезжал бы по делам. Но потом обязательно приезжал бы – хороший повод устроить пирушку! Дигоран Ари Турбон так здорово всё придумал, что почти поверил в их существование. А когда вспоминал, что на самом деле он дерево, и никакой семьи у него нет, тосковал. Сам не заметил, как эти выдуманные люди стали главным смыслом его жизни.

– Бедняга, – искренне сказал я.

Потому что очень легко мог представить себя на его месте.

– Когда я пришла в Саллари, мы с Дигораном Ари Турбоном сразу заключили сделку, – говорила Нур Иристан. – Я мастерю для него достоверные счастливые сны с участием его вымышленного семейства, а он за это делает Саллари полностью безлюдным. Городок к тому времени и так пришёл в упадок, но всё же какие-то люди тут жили, а мне они не нужны. Мешают сосредоточиться на сновидениях. Ну и вообще докучают… Эй, не смотри на меня так! Мы не утопили их в море, хотя некоторые вполне того заслуживали. Просто внушили им желание попытать счастья в каком-нибудь другом месте. И отлично всё получилось, сам видишь.

Ну… в общем, да.

– А остальные деревья? – спросил я.

– А что – остальные?

– Не возражали?

– Против отъезда жителей Саллари? Да нет, не особо. Вообще-то обычно старым деревьям нравится расти рядом с людьми. Их это развлекает. Но здешним я предложила взамен такие интересные и приятные сновидения, что о людях до сих пор никто не вспоминает.

– Ясно, – кивнул я. – А как вся эта компания появилась у нас в Ехо? Зачем это понадобилось? Я так понимаю, у дерева Дигорана Ари Турбона уже четыреста лет всё и так было отлично. Зачем что-то менять?

– Время пришло, – лаконично ответила Нур Иристан.

И умолкла. Сидела с таким упрямым лицом, словно твёрдо решила больше никогда в жизни не говорить ни слова.

Очень жаль, если так. Я пока ещё даже не начал понимать, что у них тут на самом деле произошло.

– Всё-таки жаль, что мы с тобой не успели как следует подружиться, – вдруг сказала она. – Потому что есть вещи, которые можно рассказать только близкому другу. Но может быть, если ты сегодня оставишь меня в живых, вернёшься домой, ещё три тысячи раз уснёшь и увидишь во сне, как мы играем в «Злик-и-злак», радуемся друг другу, ссоримся и смеёмся, в три тысячи первую ночь я решусь рассказать тебе, как тосковала по настоящим чудесам, сотрясающим Мир. И по настоящей себе, рождённой для чего-то гораздо большего, чем детские игры спящего сознания. Как пыталась одолеть свою немощь, посылая сладкие и страшные сновидения всем, до кого могла дотянуться – от императора Чангайи до капитанов укумбийских охотничьих кораблей. Моя власть над ними была велика, пока они спали, но поутру все, как один, выбрасывали мои сновидения из головы. В их жизни ничего не менялось! Но я совсем не хочу рассказывать всё это тебе. Ты – чужой человек, хоть и способен понять несколько больше, чем я смела надеяться.

– Да, – согласился я. – Пожалуй, способен. Хотя никогда не отмахивался от собственных снов.