Вся правда, вся ложь

— Мне не нужен адвокат, — отрезала мадам, но вдруг интонация изменилась, в голосе появилась настороженность. — Это какая Завьялова, дочка Константина Викторовича?

«Вот что значит быть представителем славной фамилии», — подумала я удовлетворенно и ответила:

— Да, Агата Константиновна.

Вновь пауза.

— Заходите, — услышала я. Щелчок — и калитка открылась, а вслед за этим распахнулась створка дубовой двери. Пожилая женщина стояла на пороге, ожидая, когда я подойду.

Пока я гадала, является ли она хозяйкой дома, тетка взяла у меня из рук пальто и молча кивнула в глубь коридора. Я стянула сапоги и, не дождавшись тапочек, поспешила в ту сторону.

Путь мой лежал в просторную гостиную с огромной хрустальной люстрой, лепниной и диванами красного бархата. На одном таком диване сидела женщина со светло-пепельными волосами, уложенными в замысловатую прическу. Гладкое лицо, лишенное выражения, точно передо мной не женщина, а кукла, хотя кукла, безусловно, красивая. Бывший сказал, ей за пятьдесят, в это было невозможно поверить, но и приблизительный возраст я назвать затруднялась. В общем, красивая кукла без возраста. Тут она заговорила, и от красоты ничего не осталось, лицо свезло на сторону, как у парализованной. Может, недавний инсульт, но, скорее всего, неудачная пластическая операция.

— Слушаю вас, — сказала Климова, кивнув на соседний диван. Врать ей бессмысленно, это я поняла сразу, оттого и объяснила цель своего визита — коротко и по возможности правдиво. — Значит, Одинцов теперь ваш клиент? Что-то рано он забеспокоился. Или есть причина? — Я приветливо улыбнулась. — Знаю, знаю, адвокатская этика и все такое… Если хотите знать, его женушка не была такой уж безгрешной.

— Что за грехи за ней водились? — спросила я со всей возможной серьезностью.

— Грехи не грехи, но та еще штучка. Любила валяться на веранде в одном купальнике.

— Что в этом особенного? Принимала солнечные ванны.

— Конечно, в ноябре месяце солнце у нас жарит вовсю, одно слово, Мальдивы. Знала ведь, что этот дурачок за ней подглядывал, нарочно его дразнила. Лежит в шезлонге, ноги задрав, а он и рад глаза пялить. За свою глупость чуть в тюрьму не отправился.

— Я могу с ним поговорить?

— Не вижу необходимости.

— Задам несколько вопросов, только и всего, — не отставала я.

— Каких вопросов?

— Например, как часто он наблюдал за Ириной. Возможно, он что-то заметил в то утро…

— Титьки ее он заметил, — фыркнула Климова. — Я же сказала, она его нарочно дразнила. Дураку двадцать дна года, жил, считай, взаперти. А тут баба почти голая перед глазами.

— Они разговаривали?

— Если она знала таджикский — может быть, — съязвила Климова. — В то утро она тоже солнечные ванны принимала, но недолго, ушла в дом, дверь в комнату оставила открытой и штору не задернула. А он, видно, удовольствие не успел получить и подошел поближе, вторую серию досматривать. Она халатик надеть забыла, так и разгуливала. Потом от своего стриптиза устала и его шуганула. Он и побрел себе с метлой в обнимку. Вот и все. Девку он не убивал, у него алиби, так что не трудитесь на него чужой грех вешать.

— Он живет в вашем доме?

— Нет, уехал к брату в Псков. Адреса не знаю, да и сомневаюсь, что адрес есть.

— Но родственники, наверное, знают, как его найти?

— Если вы о моем шофере, так он был рад от брата избавиться. Пусть теперь другие за этим олухом смотрят. Наталья вас проводит, — закончила Климова.

Тут же появилась женщина, встретившая меня возле дверей. Мрачно кивнула, сложив руки на груди.

— Спасибо, — сказала я.

Если ту часть ее рассказа, что касалась Ирины, и можно с некоторой оговоркой принять к сведению, то последнее утверждение мадам Климовой было явным враньем. Говорила она уверенно, но меня не убедила. Что ж, в ловкости ей не откажешь: известную фамилию уважила и ничего толкового не сообщила.

Я наклонилась застегнуть сапоги, Наталья держала мое пальто в руках и вдруг шепнула:

— Врет она все. Здесь он.

Любовь и преданность прислуги дамочка завоевать не смогла, что не удивило.

— Спасибо, — сказала я, взяв пальто. Женщина кивнула и открыла дверь.

Соврала — это ясно, но вот зачем? К примеру, чтобы парня оставили в покое, вполне естественное желание. Судя по всему, ему и так крепко досталось. Я не следователь, и отшить меня можно, не опасаясь последствий. Она неплохо осведомлена о том, что произошло тем утром. Брат ее водилы рассказал? Вопрос: насколько он был откровенным? Ее откровенность тоже под вопросом. То есть, он или они, оба могут знать гораздо больше, чем говорят. И был ли дворник до конца правдив со следователем? Мог так перепугаться, что про самое главное забыл. Что-то он видел в то утро… Надо сегодня же осмотреть дом Одинцова. Настоящий сыщик как раз бы с этого и начал. Взгляну на дом, авось идеи появятся…

Я отошла на десяток метров от калитки, когда зазвонил мобильный. Звонил Геннадий Владимирович.

— Ефимия? — Голос звучал напряженно, и я заподозрила неладное. Так и есть. — Я просил вас о помощи, а вы вместо этого выспрашиваете моих друзей…

— Что вполне естественно, — подхватила я.

— Естественно?