Вся правда, вся ложь

— Если вас что-то не устраивает, простимся прямо сейчас. Но если ждете от меня помощи, не стоит учить меня, как проводить расследование.

— Извините, — буркнул он. — Просто все это неприятно. Вы что, меня подозреваете?

— Если бы я вас подозревала, не стала бы помогать.

— Извините, — еще раз произнес он и простился.

Пошли он меня к черту, я бы, наверное, вздохнула с облегчением. Но тут перед глазами возникла бабуля — божий одуванчик, и мое утверждение показалось сомнительным. А я-то хороша: не учите меня проводить расследование… Сыщик доморощенный.

Попытка заняться самобичеванием была прервана разбойничьим свистом. Машинально оглянувшись, я увидела на противоположной стороне улицы машину Берсеньева и его самого, конечно, тоже. Окно «Мерседеса» было опущено, а Сергей Львович, по обыкновению, скалил зубы.

— Вот только тебя мне и не хватало, — пробормотала я, ускоряясь.

— Полезай в машину! — крикнул Берсеньев.

— Некогда мне, — махнула я рукой, припустившись дальше, его машина плавно тронулась с места и теперь ползла по улице, Сергей Львович все еще таращился в окно, пристроившись за мной, препятствуя движению, кое-кто из нетерпеливых водителей начал сигналить, но Берсеньев попросту не обращал на них внимания.

— Иди сюда, дуреха, — вновь позвал он. — Нечего снег месить.

Я замерла в нерешительности, потом чертыхнулась и бросилась через дорогу. Минутой позже я уже сидела в его машине.

— Привет, — сказал он, положил руку на подголовник моего сиденья и на меня уставился, улыбка стала шире, а взгляд был откровенно издевательским. Берсеньев для меня человек-загадка, очень хотелось знать, кем он был в действительности до того, как стал преуспевающим бизнесменом, позаимствовав чужое имя и внешность. Последнее время я все чаще склонялась к мысли, что сие так и останется гайной. Кроме этой загадки, имелись те, что помельче. При довольно-таки средней внешности он умел произвести впечатление. Бабы по нему с ума сходили, причем их возраст, семейное положение и прочее никакого значения не имели. Вот и я, точно зная, что он редкая сволочь, взглянув на него, вдруг подумала со всей серьезностью: «Хорош». Хотя, задайся вопросом, что в нем такого особенного, голову бы сломала, а ответ так и не нашла.

Одна моя знакомая утверждала: в Берсеньеве очень сильно мужское начало, бабы это чувствуют, вот и липнут как мухи, сами знаете на что.

В просвете между туч появилось солнце, и глаза Берсеньева начали претерпевать странные изменения: из серых становились голубыми, а затем цвета морской волны. Как блестящие стеклышки в калейдоскопе, поверни чуть-чуть — и получишь совсем другой узор. Но больше всего завораживал голос. Интонация тоже была необычной. Волнующей и неторопливой, придававшей каждому слову особую значимость. Век бы сидела и слушала развесив уши.

Насчет голоса я знала точно, это вовсе не подарок природы, приобрел он его вместе с чужой фамилией. Должно быть, долго тренировался. Может, и все его прочие достоинства результат непосильных трудов, кропотливой работы над собой. Узнать, каков этот гад на самом деле, захотелось еще больше, Берсеньев между тем придвинулся ко мне и сказал:

— Рад тебя видеть.

— С чего вдруг?

— Соскучился. — Он запечатлел на моем лбу поцелуй, а я слабо дернулась.

— Эй, в чем дело? — спросила настороженно.

— Не ерзай, — засмеялся Сергей Львович. — Греховные мысли у меня вызывают исключительно женщины.

— А я кто, по-твоему? — опешила я.

— Ты? — Он дурашливо поскреб затылок и выдал: — Ты — существо.

— Какое еще существо?

— Прекрасное, естественно.

— А потолковее нельзя? — Я знать не знала, что делать, то ли зареветь от досады, то ли заехать ему в ухо.

— Можно попытаться. Вот, к примеру, есть собака такая: чихуа-хуа. Абсолютно бесполезная во всех смыслах, но она необыкновенно скрашивает жизнь своим хозяевам. Прелестная и трогательная. Так и ты.

— Здорово, — кивнула я. — Живешь себе на свете и вроде жизнью довольна, особенно когда в зеркало смотришься: симпатичная девушка. И вдруг находится урод, который заявляет, что ты не девушка вовсе, а собака, к тому же бесполезная. — В большой обиде решила выйти из машины, но Берсеньев ухватил меня за плечо.

— Не злись, — засмеялся он. — Можешь сказать мне какую-нибудь гадость, и будем в расчете.

— Да пошел ты, — буркнула я, погрузившись в непечатные мысли о мужиках вообще и о Берсеньеве в частности.

— Ладно, давай рассказывай, как жизнь. — Машину он припарковал к тротуару, прямо под знаком «Остановка запрещена», и, судя по всему, никуда не торопился. Тратить время на разговоры с ним я была не намерена, но по неизвестной причине все еще обреталась в машине. Настроения это не прибавило. — Чего молчишь?

— Пытаюсь ответить максимально правдиво.

— Ну и?

— Хреново, раз тебя встретила.

— Беру свои слова обратно. Ты не существо и даже не женщина. Ты — богиня. Годится?

— Лучше я еще немного собакой побуду. Жаль, зубы подкачали. Цапнуть бы тебя за одно место…