Вся Президентская Рать

— Между прочим, у меня есть сын. А почему он пошел один? Иногда мы совершаем удивительные поступки, которые не в состоянии объяснить себе сами.

— Да, совершаем. И все же мне кажется, вы были этой ночью там.

— Если вам так хочется считать, это ваше дело. Но доказать вам это не удастся, потому что это неправда. Этой ночью я спал вот на этой кровати. И, честно говоря, мне не до разговора с вами, мне тяжело, у меня погиб друг. А где его тело?

— В городском морге, где же еще.

— Я хочу видеть его.

— Это сколько угодно. — Гаев задумался. — И все же я не все понимаю.

— Ничем не могу вам помочь.

— Не можете или не хотите.

— Послушайте, у меня погиб друг, можно сказать единственный. А вы пристаете ко мне с вопросами. Да к тому же не верите ни одному моему ответу. Какой смысл тогда на них отвечать.

— Я бы рад поверить, да не могу.

— Это ваши проблемы.

— Да, мои и довольны серьезные. Но вы уверены в том, что они вас не касаются?

— Я не хочу ни о чем сейчас думать. Вы когда-нибудь поймете, что у меня погиб друг.

— Я это понимаю и вам сочувствую. Вот только последствия этой ночи кто будет разгребать?

Я подумал, что если бы я мог ему сказать, что на самом деле, Саид планировал взорвать не пустую трибуну, а трибуну с людьми, Гаеву было бы легче расхлебывать всю эту историю. Может быть, даже его бы наградили орденом или новым званием. А так ему действительно придется не сладко, он будет вынужден отдуваться за последствия этой ночной неудачи его подопечных.

Гаев подошел к телевизору, включил его. Шла прямая трансляция митинга со стадиона. Народу собралось много, никак не меньше десяти тысяч. П может, и гораздо больше. Сколько бы из них могло бы уже к этой минуты лежать под обломками рухнувшей от взрыва трибуны? Нет, не зря мы предприняли эту вылазку, и не напрасно Леонид отдал свою жизнь. И если бы он не связался с этими людьми, один из которых сейчас находится в моем номере, то, может быть, был бы и жив.

Несколько минут Гаев слушал пламенную речь Перегудова, который в очередной раз клеймил инородцев, заговор иностранцев против нашей великой страны, звериную сущность террористов… А я вдруг поймал себя на том, что мне на это все совершенно наплевать, пусть несет он все, что ему придет в голову. Этот сумасшедший мир никому не дано изменить, сделать хотя бы капельку более нормальным и милосердным. Люди теряют голову из-за стремления любой ценой получить власть. Что их так к ней влечет даже больше, чем к самой красивой женщине? Желание сравняться с богом, превратиться в его наместника на земле? Ощутить свою безнаказанность, свое могущество над себе подобными? В этом кроется одна из вечных загадок бытия.

— Да, — промолвил Гаев, послушав несколько минут Перегудова. Но что означало в его устах это слово, я не знал. — Что вы намерены дальше делать? — спросил меня Гаев.

— Еще не точно не знаю. Но вы один из первых узнаете о моем решении.

— Надеюсь, — усмехнулся он. — Вы могли бы сделать хорошую карьеру.

— Не судьба.

Гаев хлопнул себя по колену.

— Одно радует в этой истории, что этот мерзавец Бицоев мертв. Он был очень жестоким и любил пытать наших солдат. Это ему доставляло большое удовольствие.

И с таким человеком они связались! Этим людям падать ниже уже некуда. Но это я произнес мысленно, вслух же я ничего не сказал.

Гаев встал и направился к двери.

Настроение у него было явно упадническое. Но меня это даже радовало, он его по праву заслужил.

— Всю необходимую помощь по переправке тела Леонида Окулова мы вам окажем, — сказал он уже в дверях.

— Спасибо. — Это была ценная помощь.

Перегудов вернулся с митинга и созвал совещание. С известием об этом ко мне пришел Сабов. Он выглядел совершенно спокойным, как будто бы всю предыдущую ночь тихо и мирно провел в своей постели.

— Митинг прошел успешно, — сказал он. — Долго не стихали овации.

Я ничего не ответил. Сабов пристально посмотрел на меня.

— Что с вами, вы переживаете смерть Леонида Окулова?

— Не только. Я скажу тебе все вечером. А сейчас иди на совещание вместо меня. Я не в состоянии заниматься этими делами. Скажи, что у меня болит голова. Имею я право на головную боль хотя бы раз в жизни?

— Даже чаще. Поверьте, я вам очень сочувствую. Вы были очень близки.

— Спасибо, но не надо об этом. Пожалуйста, делай вид, что ничего не случилось и все идет как обычно. И никогда и никому не рассказывай ни о чем. Это лучший залог твой безопасности.

— Можете не беспокоиться. А теперь я пойду, генерал не любит, когда опаздывают.

Где-то шло совещание, где-то проходили другие важные и не очень важные дела. Вся планета была поглощена ими. И только я один лежал на кровати в своем номере и думал. А может, и не думал, мне трудно охарактеризовать тогдашнее мое состояние, временами оно напоминало что-то вроде полузабытье.

Я встал, когда уже был вечер. Умылся, тщательно оделся, причесался. Долго разглядывал себя в зеркале. Затем вышел из номера.

Я постучался к Орестовой. Она открыла мне так быстро, словно стояла у двери и ждала, когда я к ней приду.

— Володя мне все рассказал, — произнесла она. — Примите мои соболезнования.