Вся Президентская Рать

— Спасибо. Мы снова перешли на вы. Я полагал, что мы успешно миновали этот этап.

Она как-то странно посмотрела на меня.

— У тебя странный вид, в твоих глазах царит отрешенность.

— В какой-то степени так оно и есть. Я понял, что эта работа не для меня. Я никогда не найду общий язык с этими людьми. Политика не просто грязное дело, мало ли грязных дел в этом мире, это нечто на порядок хуже. В ней есть что-то дьявольское, когда люди ради достижения своих целей перестают быть людьми.

— Я тоже занимаюсь политикой. Ты и меня относишь к категории людей, которые перестают быть людьми.

— Ты исключение. Но в исключения не могут ничего изменить. Даже если ты станешь однажды губернатором, они не дадут ничего сделать. А если будешь сопротивляться, уничтожат.

Ирина покачала головой.

— Я не такая пессимистка, как ты. Если бы все в мире обстояло именно так, как ты говоришь, мир бы давно уничтожил бы сам себя. У тебя просто сейчас такое настроение. Гибель твоего друга — это тяжелое испытание. Она настраивает на соответствующий лад.

— Да, тяжелое. Но дело не только в его смерти. Все гораздо глубже. Есть вещи, которые человек может делать, а есть вещи, которые он не должен делать ни при каких обстоятельствах. Еще недавно я полагал, что те вещи, которые я не должен делать, я могу делать. Но сейчас я понял, что если я буду продолжать в том же духе, это меня убьет.

— Я рад, что ты это понял. — Ирина положила свою руку на мою ладонь. — Я это видела почти с самого начала. Только не была уверена, что ты когда-нибудь дойдешь до этой мысли. Мне казалось, что ты не только находился от нее далеко, но подсознательно постоянно от нее убегал.

— Так оно и было. Чтобы это понять, понадобилось смерть друга. Не слишком ли большая цена за наши заблуждения?

— Заблуждения всегда дорого стоят. Сколько людей заплатили за них жизнью и сколько еще заплатят. Может быть, я потому и пошла в политику, что ощущала сильную потребность разрушать эти крепости непроизвольных заблуждений и сознательного обмана. Эти две вещи всегда идут, как кони в упряжке, рядом.

— Странно, я взрослый, опытный, и, кажется, умный человек, как я мог все это делать, помогать Перегудову и всем, кто стоит за ним. Ведь они, словно торнадо, несут только смерть. И ничего кроме смерти. Ради того, чтобы не видеть правды, мы пытаемся постоянно обманывать самих себя и друг друга. Меня не отпускает чувство, что я должен что-то сделать, Но не могу понять что именно?

— Но ты уж сделал. Сегодня ты спас не одну сотню людей. И они даже не знают, какой страшной опасности подверглись.

Я встал и прошелся по номеру.

— Так хочется разоблачить всю эту камарилью. Просто все внутри горит от желания это сделать. Но ничего не докажешь. Смерть Бицоева оборвала все концы, которые соединяли его с администрацией президента. От бессилия хочется даже выть.

— Я думаю, что не все так безнадежно. Уверенна, что какие-то следы этих контактом остались. Должны быть посредники. Другое дело, что пока у нас не будет власти, мы не сумеем отыскать эти связи. Вот тебе и задача, которая стоит перед нами.

— Ты веришь в ее достижимость?

— Я намерена бороться, пока у меня есть силы. Во время этой избирательной кампании я приобрела бесценный опыт, я поняла, что люди восприимчивы к разумным мыслям гораздо больше, чем это многие политики предполагают. Они даже не скрывают того, что считают свой народ за быдло. Конечно, при желании его можно сделать и таким, но если начать все доходчиво объяснять и при этом быть честным и искренним, то результаты просто потрясают. К сожалению, я это поняла слишком поздно и много упустила своих шансов. Но в следующий раз я учту свои ошибки. Я надеюсь, что ты тогда будешь рядом со мной.

— Но никак политтехнолог, — покачал я головой.

— Ничего, мы тебе найдем подходящую роль, — негромко засмеялась Ирина.

Охваченные единым порывом, мы шагнули друг к другу. Наши губы сначала сблизились, а затем соединились.

Следующие два часа я не стану описывать. Они принадлежали только нам и никому больше. А я никогда терпеть не мог подглядывать в замочную скважину, хотя бывшая моя профессия требовала относиться к таким вещам спокойно, как к неизбежному злу. Но, по-видимому, я так и не научился этого делать.

Я покинул номер Ирины и отправился в авиа агентство. Там я приобрел билет на Москву. Затем вернулся в гостиницу.

Я постучался в дверь номера Сабова. Тот отворил мне не сразу. Войдя в комнату, я понял причину его задержки. В ней находилась одна из наших молодых сотрудниц. Ее сверхсмущенный и растрепанный вид не вызывал сомнений, какое приятное занятие я прервал своим появлением. Но я не испытывал большого раскаяния, они молодые, у них будут еще сотни возможностей наверстать сегодня упущенное.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я Сабову.

— Извините, я пойду, — проговорила девушка. А так как никто не собирался ее удерживать, она упорхнула.

— Садитесь, — пригласил меня хозяин номера. — Как наши дела?

— Все вроде спокойно. Никаких доказательств против нас нет. Если будем молчать, то, думаю, все обойдется.

— Хотелось бы! — вырвалось у Сабова.