Вся Президентская Рать

— Приехали, ребята. Представляете, я каждому из них пожал руку.

Я ничего не понимал. Интеллектуал, умница Сабов в восторге оттого, что какие-то патлатые юнцы, бренчащие несколькими аккордами на гитаре, пожали ему руку. Что происходит с этим миром? Не знаю, как другие, но, по крайней мере, я далеко не всегда понимаю идущие в нем процессы, такими подчас удивительными они мне кажутся.

— Я рад, что тебе так повезло, — сдержанно произнес я. — А у нас никак не клеится речь нашего генерала.

Но мысли моего заместителя, кажется, были заняты совсем другим.

— А знаете, кого я еще встретил в аэропорте? Угадайте.

— Бабу Ягу.

— Угадали наполовину. Депутатку Орестову Ирину Константиновну. Помните, она к нам приходила в офис. Она прилетела тем же рейсом. Она тоже начинает свою предвыборную кампанию.

Я почувствовал, какой-то толчок в груди.

— Интересно. Она прилетела одна?

— Нет, с ней помощник. Зовут Владимир. Она его зовет Володя. Не парень, а шкаф.

— Не очень удачный день она выбрала дли прилета. У меня плохие предчувствия, после этого концерта-митинга здесь может начаться что-то ужасное. Молодцики Перегудов могут все что угодно сделать конкуренту.

— Вас это беспокоит?

Я пожал плечами.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы возникали бы подобные инциденты. Это повредит репутации Перегудова.

— Мне, кажется, что репутации этого типа ничто уже не может повредить. Знаете, что я подумал, сегодня на митинге надо из него лепить образ хулигана. Молодежь воспримет это на ура. Если он швырнет в толпу микрофон, это только пойдет ему на пользу. И речь надо сочинить подстать. Ничего серьезного, чем меньше про политику, тем лучше. А больше про музыку, про моду, про тусовки, про то, как взрослые не понимают молодежь, что не дают ей показать, на что она способна. И все такое прочее. Пусть собравшиеся почувствуют, что он свой в доску. Я это все понял, когда встречал музыкантов в аэропорту.

Я подумал, что предложения Сабова мне не нравятся, но в них есть свой большой резон. И, пожалуй, стоит последовать его совету. А вот свое их неприятие следует отодвинуть в сторону.

— Ты выручил нас, — сказал я. — Ты прав, не надо быть всегда серьезным, иногда лучшая агитация — это полное отсутствие серьезности. А мы немного зациклились на том, что надо непременно что-то сказать важное.

Предложение Сабова было встречено на ура. Даже Леониду, который, как и я, склонялся к серьезной тематике, оно понравилось. И мы за считанный час набросили эскиз речи. Можно было написать ее целиком, но я не сомневался, что Перегудов все равно отойдет от подготовленного нами конспекта и начнет импровизацию. Как ни странно, но это его свойство было одно из немногих, которые вызывало во мне симпатию, оно свидетельствовало о живом характере и уме этого человека, его способности самостоятельно творить действительность, а не придерживаться заранее разработанных схем и догм. Другое дело, как все это выходило в реальности, чем оборачивалось и к чему приводило. Здесь, кроме огорчения, ничего иного я не испытывал. Но и как-то изменить ситуация пока не мог.

Я испытывал облегчение оттого, что удалось покончить с неприятной работы. Усталый, но довольный я вернулся к себе в номер и вдруг почувствовал сильный голод. Позвонил Леониду, но его телефон не отвечал. Возможно, он решил погулять по городу, тем более, что погода этому благоприятствовала: светило солнце, а ветер был совсем тихим, как наказанный ученик. А мне была известна любовь Леонида к пешим прогулкам.

Так как Леонида не было, я решил спуститься один в ресторан.

Я вошел в зал и почти сразу увидел Орестову. Она сидела одна за столом и ждала официанта, который явно не торопился обслужить посетительницу.

Несколько мгновений я колебался, за какой сесть стол. В конце концов, мы едва знакомы, и с моей стороны не очень тактично навязывать ей свое общество. Тем более, у меня нет никакой уверенности, что оно ей приятно, ведь я работаю на ее соперника по выборам. Но соблазн был настолько велик, что я откинул все сомнения и решительно двинулся в сторону Орестовой.

— Здравствуйте, Ирина Константиновна! С приездом! Разрешите присесть за ваш столик.

Она подняла голову и несколько мгновений смотрела на меня. Наши взгляды встретились, но я не мог прочитать в ее глазах ничего. Они были непроницаемы, как матовое стекло.

— Садитесь, Станислав Всеволодович. Я знала, что вы тут.

Я сел и пододвинул к себе меню. Хотя на данный момент оно меня интересовало менее всего. Едва я увидел Орестову, как у меня тут же пропал аппетит.

Я сделал вид, что внимательно знакомлюсь с перечнем блюд.

— Вы уже выбрали? — спросил я.

— Выбрала, да что толку. Официант меня обходит стороной, словно бы он получил указание своего руководства меня не обслуживать. Как вы думаете, это не происки враждебных сил — уморить меня голодом? — засмеялась она.

До чего же она становится приятной, когда смеется, подумал я.

— Не исключено, в наше время все средства хорошо для достижения цели, в том числе и официант, — в тон ей ответил я.