Вся ваша ненависть

– Значит, вечером ты будешь дома, пап? – спрашивает Секани.

Папа улыбается и прижимает его к себе.

– Да, приятель. Если сделаешь домашку, покажу тебе пару финтов в «Мэддене»[75].

Репортерша заканчивает интервью. Папа дожидается, пока они с оператором уйдут, и подходит к мистеру Льюису.

– Вы совсем из ума выжили? – спрашивает он.

– Это еще почему? Потому что сказал правду? – возмущается мистер Льюис.

– Нельзя, черт подери, вот так стучать в прямом эфире. Вы же понимаете, что подписали себе смертный приговор?

– А я эту шпану не боюсь! – восклицает мистер Льюис так, чтобы все слышали. – А сам-то что? Боишься?

– Нет, но я знаю правила игры.

– Я слишком стар для ваших игр. И тебе пора повзрослеть.

– Мистер Льюис, послушайте…

– Нет уж, это ты послушай, мальчик. Я воевал, потом вернулся и пережил еще одну войну здесь. Видишь? – Он приподнимает одну штанину – под ней клетчатый носок натянут на протез. – Потерял ее на войне. А это получил здесь. – Он закатывает рубашку до самых подмышек. От его отечного живота к спине тянется тонкий розовый шрам. – Белые пацаны порезали меня, когда я попил из их фонтанчика. – Он опускает рубашку. – Я сталкивался с проблемами и посерьезнее, чем этот Кинг. Ничего он мне не сделает. А если вдруг прикончит и я умру за правду – так тому и быть.

– Вы не понимаете, – вздыхает папа.

– Все я понимаю. И тебя насквозь вижу. Ходишь тут, бродишь, рассказываешь, что больше не бандит, что пытаешься что-то изменить, но до сих пор веришь во все эти бредовые правила вроде «не стучи». И детей своих тому же учишь, да? Кинг до сих пор держит твою жопу в узде, а ты слишком тупой, чтобы это понять.

– Тупой? Вы называете меня тупым, после того как настучали на гангстеров в прямом эфире?

Нас бросает в пот от знакомого звука сирен: бип-бип.

О боже.

По улице едет патрульная машина со сверкающими мигалками. Она останавливается рядом с папой и мистером Льюисом. Выходят два полицейских – чернокожий и белый. Их руки медленно тянутся к пистолетам.

Нет, нет, нет.

– У нас тут какие-то проблемы? – спрашивает чернокожий, глядя папе в лицо. Он тоже лысый, как папа, но старше, выше, крупнее.

– Нет, сэр, – отвечает папа.

Он вытащил руки из карманов джинсов и держит их на виду.

– Вы уверены? – спрашивает белый коп. Он выглядит моложе чернокожего. – Нам вот так не показалось.

– Мы просто беседовали, офицеры, – говорит мистер Льюис гораздо тише, чем пару минут назад. Он и сам держит руки на виду. Наверное, в детстве с ним тоже проводили беседы родители.

– А мне показалось, что этот молодой человек вас беспокоил, сэр, – говорит чернокожий, по-прежнему глядя на папу.

До сих пор он даже не взглянул в сторону мистера Льюиса. Может, потому что мистер Льюис не в футболке N.W.A[76], не в широких штанах и не в надетой задом наперед кепке, а может, потому что руки у него не забиты татуировками.

– У вас есть с собой удостоверение? – спрашивает папу чернокожий коп.

– Сэр, я уже собирался вернуться в свой магазин…

– Я спросил: у вас есть удостоверение?

У меня дрожат руки. Завтрак, обед и все остальное бурлят у меня в животе, готовые подскочить к горлу. Копы отнимут у меня папу.

– Что происходит?

Я поворачиваюсь. Тим, племянник мистера Рубена, подходит к нам. По другую сторону улицы начинает подтягиваться народ.

– Я достаю удостоверение, – говорит папа. – Оно в заднем кармане. Хорошо?

– Пап… – зову я.

Папа не сводит глаз с полицейского.

– Так, дети, идите в магазин, ладно? Все в порядке.

Но мы не идем.

Папина рука медленно тянется к заднему карману; я смотрю то на его руки, то на руки копов – слежу, не тянутся ли они к пистолетам.

Папа достает свой бумажник – кожаный, с инициалами, который я подарила ему на День отца, – и показывает его копам.

– Вот… Мое удостоверение внутри.

Его голос еще никогда не звучал так растерянно.

Чернокожий полицейский берет у папы бумажник и открывает его.

– О, – произносит он. – Мэверик Картер.

Они с напарником обмениваются взглядами. Потом оба смотрят на меня. У меня замирает сердце.

Они понимают, что я свидетель.

Должно быть, у них есть мое досье с именами родителей. А может, просто проболтались детективы, и теперь весь участок знает наши имена… Или они как-то узнали их от дяди Карлоса… В общем, я не знаю, как это случилось, но это случилось. И если что-то произойдет с папой…

Чернокожий полицейский переводит на него взгляд.

– На землю, руки за спину.

– Но…

– На землю, лицом вниз! – орет он. – Сейчас же!

Папа смотрит на нас. Он молча извиняется за то, что нам приходится это видеть.

Сначала он садится на колени, а потом ничком опускается на землю. Руки за спиной, пальцы переплетены.

Где сейчас та репортерша? Почему это не показывают по новостям?

– Так, офицер, подождите-ка минутку, – вмешивается мистер Льюис. – Мы с ним просто беседовали.

– Сэр, пройдите в помещение, – велит ему белый коп.

– Но он же ничего не сделал! – возмущается Сэвен.

– Парень, уйди в помещение! – рявкает чернокожий коп.

– Нет! Это мой отец, и…

– Сэвен! – кричит папа.

Пусть он и лежит на бетоне, но голос его звучит так властно, что Сэвен замолкает.