Вся ваша ненависть

– Поверить не могу, что этот дурень еще жив, – усмехается дядя Карлос. – Думал, он уже насинячился до смерти.

– Кто? Налитр? – спрашиваю я.

– Ага! Он бродил тут, еще когда я был пацаном.

– Не, этот никуда не денется, – смеется папа. – Он утверждает, что спирт продлевает ему жизнь.

– А миссис Рукс так и живет за углом? – спрашивает дядя Карлос.

– Ага, – киваю я. – И до сих пор делает самые вкусные торты на свете.

– Ого. Я как раз недавно говорил Пэм, что никогда в жизни не пробовал такой превосходный красный бархат, как у миссис Рукс. А как там этот, э-э… – Он щелкает пальцами. – Мужик, который тачки чинил. Жил на углу.

– Мистер Вашингтон, – подсказывает папа. – До сих пор работает, причем лучше любой мастерской в округе. Сейчас ему сын помогает.

– Малыш Джон? – спрашивает дядя Карлос. – Который в баскетбол гонял, а потом подсел на всякую хрень?

– Ага. Он недавно завязал.

– Черт. – Дядя Карлос тычет вилкой в красную от соуса еду. – Иногда я почти скучаю по этому месту.

Я наблюдаю, как Налитр помогает миссис Перл. Да, местные небогаты, зато выручают друг друга, как могут. Мы все здесь как большая, пускай и неблагополучная, но семья. По-настоящему я поняла это только совсем недавно.

– Старр! – зовет меня бабуля, выйдя на крыльцо. Наверное, ее тоже слышно на весь район, как и Налитра. – Мама говорит, чтобы ты шла скорей собираться. Привет, Перл!

Миссис Перл, обернувшись, прикрывает глаза от солнца.

– Привет, Адель! Давно не виделись. Как твое ничего?

– Да потихоньку, подруга. Красивая у тебя клумба! Зайду к тебе попозже за рассадой.

– Хорошо.

– А со мной, эт самое, не поздроваешься, а, Адель? – спрашивает Налитр. Он говорит так невнятно, что его речь сливается в одно длинное слово.

– Хрена с два, дурень ты старый, – ворчит бабуля и захлопывает за собой дверь.

Мы с папой и дядей Карлосом хохочем.

Короли Кедровой Рощи едут за нами на двух машинах, а нас с родителями везет дядя Карлос. Рядом с ним сидит один из его друзей-копов, у которого сегодня выходной. Бабуля с тетей Пэм тоже следуют за нами. Меня сопровождает куча людей, но предстать перед коллегией присяжных придется мне одной.

От Садового Перевала до центра города пятнадцать минут езды. В центре, как всегда, всё в лесах и что-то строят. В отличие от Садового Перевала, по углам тут стоят не барыги, а люди в деловых костюмах, ждущие зеленого сигнала светофора. Интересно, слышно ли здесь, когда стреляют у меня в районе?

Мы поворачиваем к зданию суда, и у меня снова дежавю. Мне три, и дядя Карлос везет нас с мамой и Сэвеном в суд. Мама всю поездку плачет, и мне хочется, чтобы с нами был папа, потому что он умеет ее успокаивать. Заходя в зал суда, мы с Сэвеном держим маму за руки. Какие-то копы приводят папу в оранжевом комбинезоне. Он не может нас обнять – на руках у него наручники. Я говорю ему, что мне нравится его комбинезон, потому что он оранжевый – а это мой любимый цвет. Но папа очень серьезно на меня смотрит и говорит: «Чтобы никогда такого не надевала, ясно?»

После я помню только, как судья что-то говорит, мама всхлипывает, а папа кричит, что любит нас, пока его уводят копы. Три года я ненавидела этот суд, потому что он отнял у нас отца, да и сейчас не слишком рада его видеть.

Напротив здания ютятся новостные фургоны и пикапы, а дальше все оцеплено полицейскими. Недаром у нас любят говорить, что СМИ «устроило цирк»: такое ощущение, что в город в самом деле приехал цирк.

От толпы неистовых репортеров суд отделяет двухполосная дорога, но чувство у меня такое, будто я где-то очень далеко. Сотни людей, преклонив колени, сидят на лужайке перед зданием. А перед ними, опустив головы, стоят мужчины и женщины в колоратках[105].

Дабы избежать клоунов с камерами, дядя Карлос сворачивает на улочку позади суда, и мы заходим в здание через черный ход. Гун и еще один Король идут с нами. Они встают по обе стороны от меня и позволяют охране на входе себя обыскать. После другой охранник ведет нас по коридору; чем дальше мы идем, тем меньше людей видим в коридорах. Мисс Офра ждет нас возле двери с латунной табличкой, на которой значится: «Большое жюри».

Обняв меня, мисс Офра спрашивает:

– Готова?

Впервые я и правда готова.

– Да, мэм.

– Я буду ждать тебя здесь, – говорит она. – Если захочешь что-то спросить, у тебя есть на это право. – Она смотрит на мою свиту. – Извините, но наблюдать за процессом на экране в телекомнате разрешается только родителям Старр.

Дядя Карлос и тетя Пэм обнимают меня; бабуля хлопает по плечу и качает головой; Гун и его парни коротко кивают и уходят вместе с остальными.

Мамины глаза полны слез. Она заключает меня в крепкие объятия, и почему-то именно в этот миг я сознаю, что стала на пару сантиметров выше нее. Она расцеловывает мое лицо и еще раз меня обнимает.

– Я горжусь тобой, малыш. Ты такая смелая.

Снова это слово. Ненавижу его.

– Я не смелая.

– Очень смелая.

Она отстраняется и убирает прядь волос у меня с лица. Я не могу объяснить, что вижу в ее взгляде, но взгляд этот словно видит меня насквозь и знает лучше, чем я сама. Он обволакивает и согревает меня изнутри.