Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов

Наблюдение проводилось в течение трех недель. Во многих случаях, применяя несложные приемы проверки, мы выявляли слежку. Иногда имелись лишь подозрения, но какая-то особая, присущая разведчикам интуиция подсказывала: наблюдение ведется. Естественно, в такие напряженные дни оперативные дела откладывались в сторону. В результате этого дорогостоящего мероприятия спецслужбы, конечно, получили определенную сумму сведений: о религиозных взглядах (ярые католики), стиле жизни (скромно, по средствам), круге связей и увлечений (работа — дом, деловой, шахматный и теннисный клубы). То есть ничего крамольного в нашем досье, очевидно, не появилось. Прекращение слежки отнюдь не означало завершение проверки. Скорее всего это была прелюдия перед появлением на сцене подлинного «дирижера», и «режиссера», проверочных мероприятий. И тут мы не ошиблись.

Он предстал перед нами в облике служащего военного комиссариата. Открыв дверь, Жанна пригласил, его в гостиную, а сама пошла на кухню, где я обедал, сообщила о визитере. Когда я появился в комнате, гость сидел за столом, спиной к окну. «Типичный полицейский прием», — подумал я, присматриваясь к посетителю, выражение лица которого на фоне падающего с улицы света скрывалось в тени. Гость представился, пояснив, что ему необходимо побеседовать со мной по важному делу.

— Пожалуйста, чем могу служить?

— Вы, как владеющий несколькими иностранными языками, можете служить интересом нашего государства в качестве переводчика в случае возникновения военных действий в Европе. Поэтому нам необходимо уточнить некоторые вопросы.

На первый взгляд предлог для беседы — возможность возникновения военных действий в Европе — может показаться по меньшей мере странным. Но только не в то время (середина 50 — начало 60-х гг. — период разгара «холодной войны»), когда военная тема не сходила со страниц печати западных стран, внедрялась в умы людей, нагнетая страх и всеобщую нервозность. Например, в период суэцкого и карибского кризисов ситуация в стране настолько накалилась, что люди метались по магазинам, подчистую скупая продовольственные товары, обеспечивая себя впрок домашними припасами. Правительство обращалось к населению с призывами не поддаваться панике, но истерия страха не прекращалась. Таковы были реалии, и поэтому мотивировка визита «служащего комиссариата» выглядела вполне естественной.

Гость достал из внутреннего кармана пиджака блокнот, изучающе посмотрел на меня и спросил:

— Где и кем вы сейчас работаете?

Я обстоятельно ответил. Данные он записал в блокнот. Затем поинтересовался семейным положением, наличием детей, спросил, когда я приехал в страну, нравится ли мне здесь, имеются ли родственники и поддерживается ли с ними связь, где они проживают. Время от времени он быстро делал короткие пометки в блокноте. На все вопросы я отвечал строго, придерживаясь «своей» биографии. По ходу беседы и по характеру задаваемых вопросов все более становилось ясным, что посетитель не является служащим военного комиссариата. Во-первых, в комиссариате на меня уже заведено досье и я получил военный билет с отметкой о зачислении в резерв. Во-вторых, служащий комиссариата должен был по идее заносить мои данные в анкету, а не в блокнот и, наконец, самое главное, для уточнения сведений военнообязанных обычно вызывают повесткой в комиссариат, а не посещают каждого на дому. Придя к такому выводу, я спросил не без доли иронии:

— Как я вас понял, меня, вероятно, вскоре призовут в армию?

Гость несколько призадумался, на лице его читалось явное замешательство. Переборов смущение, он напустил на себя важный вид, коротко отрезал:

— Вас об этом своевременно известят.

Пожали друг другу руки и на этом расстались.

Мы с Жанной призадумались: возможно, визитер является провинциальным участковым полицейским инспектором, пожелавшим с нами лично познакомиться. Тогда почему он посетил нас не в форме и представился служащим комиссариата? Наконец, вопросы о родственниках… Пришли к выводу, что проведено очередное, плановое «мероприятие» службы безопасности, разработка нас вступила, видимо в решающую фазу. Но… на то я и разведчик, что даже из такой ситуации должен извлекать пользу. Так получилось, что мне дважды удалось проследить за маневрами «служащего комиссариата» между районным полицейским участком и главным зданием полиции. К тому времени Центр сообщил, что нами занимается новый контрразведывательный орган Североатлантического союза, и таким образом мы вычислили местонахождение контрразведки НАТО.

Конечно, в покое нас все равно не оставили. Среди завсегдатаев центрального шахматного клуба, членом которого я состоял, появился новый любитель шахмат. Как-то вечером незнакомец предложил мне, наблюдавшему за игрой других, сыграть в шахматы. Такая просьба отвечала традициям клуба, где каждый мог пригласить любого из присутствующих за шахматную доску. Мы взаимно представились. Он назвался Карлом Штильманом, на вид лет сорока, выше среднего роста, спортивного телосложения.