Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов

Отложив пистолет, я крепко задумался.

Выстрел вернул меня на грешную землю и послужил толчком для анализа событий последних дней. «Во-первых, — думал я, — зачем первому секретарю скрывать перед членами делегации попытку снять фотокопии с документов, если они необходимы для нужд посольства? Во-вторых, почему он так поспешно, явившись даже самолично, забрал у меня еще влажные копии с документов? В-третьих, почему он не захотел передать пистолет мне в присутствии шифровальщиков, кстати, военных? В-четвертых, почему он не обратился насчет пистолета к кому-нибудь из офицеров аппарата военного атташе? В-пятых, почему он не вызвал меня к себе в кабинет для передачи пистолета? Наконец, почему он вдруг заспешил домой, когда я собрался заняться проверкой пистолета?»

Повод для того, чтобы крепко задуматься, был основательный. Опираясь на эти многочисленные «почему», я сделал вывод о преднамеренном желании вывести меня из строя. «Для этого должна быть веская причина, — рассуждал я. — А она, пожалуй, может быть только одна — устранить меня как единственного свидетеля и исполнителя фотокопий с важных документов. Кто в таком случае первый секретарь на самом деле?» Сопоставление фактов все больше склоняло чашу весов явно не в пользу этого человека. «Скорее всего он разведчик, — решил я, — но на кого он тогда работает?» Невольно напрашивалась мысль, что здесь, в посольстве, произошло столкновение двух разведок. О своих подозрениях я сообщил в Центр.

На следующий день я зашел в кабинет секретаря с целью вернуть пистолет. В веселом тоне свел весь разговор к продырявленному пиджаку, укоряя себя в небрежности при обращении с пистолетом.

Вскоре после встречи с моей бывшей учительницей и истории с пистолетом меня отозвали в Центр. Этот вызов оказался как нельзя кстати, ибо у меня накопились вопросы, требующие консультации у руководства. Я быстро собрал необходимые в дорогу вещи, уложил подарки родителям и близким, подготовленные задолго до отъезда, захватил несколько книг по истории этой страны и языку. Кроме того, я, шутки ради, положил в чемодан коробку специальных спичек с красными головками, которые имели свойство воспламеняться от соприкосновения с твердым предметом. Многие мужчины, особенно молодые, с удовольствием и большим шиком чиркали их о подошву ботинок, что так нравилось мне. Я не подозревал, что эти спички явятся для меня еще одним поводом для треволнений.

На аэродроме перед посадкой ко мне подошел взволнованный пограничник.

— Извините, это ваш чемодан с двумя розовыми полосками?

— Да, а в чем дело?

— В нем что-то загорелось, — строго сказал он и жестом руки пригласил следовать за ним.

Вот тебе на! Обеспокоенный, я на ходу вынул из кармана ключи, с тревогой подумал: «Неужели могли воспламениться спички?» Открыв чемодан, я обнаружил обгоревший с одной стороны коробок спичек. Стоявший рядом пограничник незамедлительно взял из моих рук коробок и поинтересовался, нет ли еще чего-либо огнеопасного. Этот же вопрос задал мне при посадке и командир самолета. В результате я оказался в центре внимания немногочисленных попутчиков, отчего мне было явно не по себе. В душе я остался очень недоволен собой.

В полупустом самолете я перебрал в голове все варианты ситуации, требовавших моего срочного возвращения. Пришел к выводу, что вероятнее всего причиной этому послужила встреча в посольстве с учительницей.

Через несколько дней после прибытия в Москву меня принял генерал для устного отчета. Когда я закончил, он задал несколько вопросов, а потом заметно оживился и с улыбкой произнес:

— По внешнему виду не скажешь, что вы русский. Ваш костюм, сорочка и галстук подобраны со вкусом. — Затем встал и, протягивая мне руку, сказал: — От имени службы благодарю вас за проделанную работу. Часть вашей информации представила интерес и использована по назначению. И еще одно, — продолжил генерал, — в посольство вы больше не поедете. Вам подготовлено новое задание, с подробностями которого вас ознакомит ваш непосредственный начальник подполковник Виталий Александрович Никольский. Желаю дальнейших успехов. А теперь отдыхайте.

Приближались майские дни 1947 года. Впервые в жизни я встречал Первомай в Москве. Мне очень хотелось в этот день пройти в колонне демонстрантов по Красной площади, но пристроиться к какой-либо организации было не совсем удобно. «Ничего, — рассуждал я, — постараюсь пробиться на улицу Горького, а там постою на тротуаре как можно ближе к метро «Охотный ряд». Хорошо было бы одеть награды, да, к сожалению, они сданы на хранение. Хотя…»

И я направился в Военторг за планками. По моей просьбе молодая продавщица подала планки с ленточками орденов Отечественной войны I степени, Красной Звезды и медалей «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За оборону Москвы». Направляясь к выходу, я вдруг вспомнил, что забыл планку для медали «Партизану Отечественной войны». Быстро вернулся к девушке и, извинившись, попросил дать мне еще планку для этой медали. По ее лицу пробежала ироническая усмешка.