Вся жизнь - поход

Тут уж воспитатели засыпали меня вопросами с самыми немыслимыми вариантами нарушений. И оказалось, что если мы имеем дело с разумными людьми - а какими еще могли быть наши воспитанники? - то никаких особых запретов не требуется.

Мы проголосовали, и первый закон нашего лагеря приняли единогласно. Но когда я объяснил как понимаю слова "Режим дня не меняется ни при каких условиях ", ребята притихли.

- Не сдюжим, - сказал наш бессменный завхоз Юра Овчинников.

- Ну, это уж слишком, - сказали воспитатели.

И только Сергей Михайлович Голицын, не вмешиваясь в споры, по-доброму щурился.

А ведь я ничего особенного не предлагал. Я сказал, что ежели у нас есть режим дня, то он должен выполняться с точностью до минуты. В противном случае можно написать:

"Подъем около восьми часов

После умывания - завтрак

Потом выход на сельхозработы..."

Надо ли всегда опаздывать? И где критерий, на сколько можно опоздать и на сколько нельзя? Я убеждал ребят, что это совсем нетрудно - приучать себя к точности. Вот у нас подъем в 7.30. Значит, дежком разрешает горнить именно в это время, а не в 7.31. И не надо торопить ребят: пусть проснутся, потянутся, пойдут в туалет. А дежком после сигнала громко говорит: "Доброе утро! Сегодня тепло, птички поют, вставайте скорее!" Или: "Идет дождь, но это совсем не страшно. Когда-нибудь все равно будет солнце!" Пусть каждый дежком сам придумывает какие-нибудь хорошие и ободряющие слова. И пусть ходит возле палаток и будит тех, кто еще не проснулся. Разве это трудно?

Все согласились, что не трудно.

- А дальше, - сказал я, - дежком громко предупреждает: "До выхода на зарядку остается 8 минут, 7 минут, 6" - и так далее. И ровно через восемь минут после горна командует выход на зарядку. И тут же начинает считать до двенадцати. Опоздавшим на одну секунду - наряд! В том числе и воспитателям. Освобождает от зарядки только Сергей Михайлович.

- Мы тоже должны к Сергею Михайловичу обращаться? - сконфузились воспитательницы.

- Этот серьезный вопрос мы обсудим отдельно, - сказал я. - Пойдем дальше. После зарядки - утренний туалет и приборка палаток. Здесь каждый распоряжается своим временем. В 9.00 - сигнал на завтрак. Сколько можно сидеть в столовой? При желании - и час, и более. А мы сделаем так: в 9.45 выход на прополку. Опоздал на завтрак - твое дело, значит, будешь черпать ложкой побыстрее. Но в 9.45 в столовой никого не должно быть.

- Это что же, на поле голодным идти?

- Зачем же? Мы никого не наказываем. Попросим дежурных приготовить несколько бутербродов для опоздавших, а в отрядах еще сухой паек есть. Никто до обеда не умрет.

- А если завтрак задержится? Все равно выход в 9.45?

- Безусловно. Поймите, такая точность отучает от расхлябанности. Ну что хорошего: на работу соберемся в 10 часов или чуть позже - пятнадцать минут сюда, пятнадцать туда, какая разница! Начнем полоть часиков в одиннадцать тоже неплохо. Зато окончание работы вы не прозеваете: в 12.45 идем купаться. Большая от нас помощь колхозу будет? Между прочим, лошадь и молоко нам не за красивые глаза дают. Потом не хватит времени на вечернее купание и соревнования, потом отбой задержится на полчаса или час - распрекрасная жизнь начнется! И вы, члены Штаба и воспитатели, будете на это спокойно смотреть? Или переложите ответственность за выполнение режима на меня одного?

Я редко говорил резко с ребятами, мы вообще старались не обижать друг друга; но вопрос был принципиальный, и теперь, глядя на серьезные лица штабистов, я боялся, что останусь в меньшинстве. Ребята спокойно относились к опозданиям на несколько минут и не хотели понять, во что выльется к концу дня сумма попусту растраченного времени.

- Будем, как бешеные лошади, носиться по лагерю, - сказала воспитательница. - Ничего у вас не получится. Все равно опаздывать будут.

- Но ведь на линейку не опаздывают, - сказал я. - И носиться не надо, всегда дается предупредительный сигнал. К сожалению, я вас не убедил. Что ж, давайте тридцать секунд помолчим, подумаем и будем голосовать.

Затикал секундомер. Молчали ребята, молчали воспитатели. Сергей Михайлович поднял руку, чтобы что-то сказать, но я приложил палец к губам.

- Все. Тридцать секунд прошло. Кто за мое предложение - режим дня не меняется ни при каких условиях? Голосуют только члены Штаба.

И ребята, поглядывая друг на друга, начали поднимать руки. Против никого не было!

- Спасибо, - сказал я. - Поверьте, ничего страшного не произойдет, и дня через два все забудут про такое слово, как опоздание. После ужина мы задержимся в столовой, и я расскажу ребятам о наших решениях. А с теми, кто сейчас в походе, поговорю отдельно. Еще раз спасибо!

Закон о запрете самовольного купания даже не обсуждался - он фактически действовал с прошлого года.

Ребята разошлись, и ко мне подошел Сергей Михайлович.

- А вы хитрюга, - лукаво прищурившись, сказал он. - Я сразу вас раскусил.

- А в чем дело ? - как можно наивней спросил я.

Сергей Михайлович улыбался, подергивая себя за кончики пальцев:

- Неужели никто не заметил? Второй закон о режиме почти отменяет первый - о том, что все можно.