Всяческие истории, или Черт знает что

Мать его наконец умерла. Агнес заправляла в доме одна, взяла бразды правления с пониманием и крепкой хваткой, но уберечься от вновь приближающейся бедности не умела, все, что принесла она с собой, постепенно было растрачено, Курт разбрасывался добром направо и налево, а целая орава детишек лишь помогала справиться с запасами. Землю с каждым годом возделывали все хуже, Курт в ходе своих делишек растерял лучших людей, да и лучшее время упустил. Чем меньше обретался он дома, тем чаще он разъезжал, и чем чаще он отсутствовал, тем больше его презирали и сторонились, и в почтенный благородный дом путь ему был теперь заказан. Главы знатных близлежащих домов Кибург и Бухэгг ввязались в большую игру, много было у них дел и в итальянских провинциях, все более дикие вещи творились в их имениях, и тем больше добра утекало в руки сброда самого разного пошиба. Курт, конечно, уже не был прежним проходимцем с дубиной, что в одиночку подкарауливал прохожих за деревьями и заборами, — он превратился в благородных кровей разбойника и обделывал свои дела на коне с копьем и мечом, а не в обществе подлых воришек. Был у него подельник из Флюменталя да еще один из Ландсхута, а третий из Инквиля, — прожженные, отчаянные ребята, что промышляли тем же, чем и он, так же, как и он, не имели в своем дому ничего желанного, сторонились жен и детей и не хотели вставать на пути у домовых мышей. Для занятий их годилась любая местность, болота и леса, ручьи и реки, дороги и деревни; здесь было чем поживиться, а пускаться в погоню за ворами было нелегко, тем более — отыскать их в недоступных укрытиях; но чем больше они воровали, тем беднее становились их собственные жилища, потому как на любом воровстве лежит проклятие. Как за лошадьми следуют насекомые, что сосут их кровь, и как лошади не способны от них ускакать, сколь быстро они бы ни бежали, ведь в каждом лесу к прежним слепням да оводам прибиваются новые полчища, так же было и с нашими рыцарями. Промышляли они для самих себя, но и на них находились более искушенные умельцы, которые, словно собака, что довольствуется обглоданной хозяином костью, вернувшись с посылок и разного рода поручений, к которым были приставлены, не желали ничего, кроме самого лучшего, а потому присваивали самую ценную часть добычи, причем, решалось все полюбовно. Вокруг благородных разбойников стаями вились шлюхи, которым и перепадали самые лакомые куски; те, в свою очередь, занимались продажей награбленного, мошенничеством, приносившим им некоторый дополнительный доход; то, что оставалось у наших господ, они все равно в итоге тратили на кутежи и попойки, без которых, конечно, не обходится ни одна воровская шайка.