Всяческие истории, или Черт знает что

Другого такого разбойничьего пристанища не сыскать было по всей стране, приблизиться к хижине незамеченным было невозможно, даже если никто особенно и не следил, а покинуть ее можно было сотней разных способов, правда, требовалось знать близлежащие реки, болота и леса. Здесь можно было и отсидеться в ожидании известий обо всем, что происходило от Берна до Золотурна и от Золотурна до Бургдорфа; а сбежать можно было даже в Гой или вверх по Ааре; легко было затеряться в этих местах, да так, что преследователи, даже если шли по пятам, и следов бы не нашли; а если не было подмоги, то можно было просто пустить коня и спастись такими тропами, по которым ни один конный не проехал бы, а конь, тем временем, еще быстрее, чем с седоком, нашел бы надежное убежище. Но место это было хорошо известно разного рода пройдохам и благородным господам. Хозяин хижины был преданным слугой последним, но и с проходимцами всякими водил дружбу, как говорится, рыбак рыбака. Странное дело: люди вроде как и одного пошиба, да только разных сословий изо всех сил стараются облапошить да сожрать один другого, хитростью ли или силой; каждый вроде бы держится своих, но так, как слабый и подлый держится богатого и могущественного, а при случае не упустит возможности переломать ему ноги или воспользоваться ради интереса собственного или своих собратьев, как если бы клещ раздулся от крови какого-нибудь здоровяка и сам возомнил себя здоровяком. И оказался бы в щекотливом положении. Признают его существа высшего толка за своего, тогда станет он их самым верным поборником, а поскольку знает он повадки низшего класса, еще яростнее будет выступать против них, пуще прежнего заботиться о том, чтобы они не пили его собственную кровь и уж тем более не возвысились, как он; а коли его оттолкнут, не признают, тогда уж ополчится он против высших, объединит с подлой своей хитростию новую силу да еще привлечет под свои знамена других, станет связующим их звеном, бечевой, что связывает самые ядовитые стрелы. Там, где человек становится подобен Христу, он и изменяется, но в ту пору в этой хижине о христианстве и не слыхивали. Устроена она была так, как это обычно заведено, как подобные места обычно и описывают: внутри она была просторнее, чем казалась снаружи, скрывала потайные покои и выходы, и столь же мало, как хозяева догадываются о проделках челяди, знали благородные посетители обо всех тайнах, что скрывала хижина; немногим больше знали и дружки хозяина, а все мог знать разве что он один.

В хижине был просторный зал, посреди которого большую часть времени горел огонь, над огнем на железном крюке висел котел, скрывавший в своем брюхе вареное мясо, так что какой-нибудь изголодавшийся посетитель всегда мог рассчитывать на сытную трапезу. Если долго никто не появлялся и старуха переживала, что мясо совсем разварится, она сдвигала котел в сторону от пламени или вытаскивала из-под него дрова и оставляла томиться над углями, на всякий случай. О проходимцах из подлого сословия они, может быть, и не стали бы так заботиться; но вот благородные разбойники суть народ нетерпеливый, да и требовательный, как сам черт, и если уж они в своих визитах отдавали предпочтение хозяину хижины, то почему бы и ему не примириться с прихотями своих гостей? Гость садился к огню, отогревался за трапезой и добрым винцом, которое нередко составляло часть промысла или же закупалось в монастыре в Золотурне, с настоятелем которого хозяин хижины водил закадычную дружбу; впрочем, что их связывало, никому на свете не было известно. А если гостей в хижине было достаточно, на каменном столике затевали игру в кости, а то и задирали потаскушек, торговались и сбывали добычу всем, кому было известно про этот медвежий угол, а заканчивалось все частенько дикой сварой и кровопролитием. Страсти ни друзей, ни врагов не различают, да и собственного хозяина ни во что не ставят, они суть духи адской бездны, заклятые из этой пропасти, освобожденные от ее пут, они несут с собой разрушение, губят собственное средоточие, тело, в котором живут, собственного своего хозяина, душу, которую охватывают, и тогда лишь возвращаются в бездну, когда завершат свой труд, когда негде им больше найти приют на этой земле.