Всяческие истории, или Черт знает что

Там, где сейчас Ландсхут в кантоне Берн, тогда замка еще не было; старый замок Ландсхут, позже разрушенный жителями Берна и Золотурна, стоял на левом берегу Эмме, в крутом склоне Альтисберга, и сегодня еще можно узнать место, где он высился. Странная то была скала, в поросшем буком болоте, своего рода сторожевая башня посреди огромной долины, каковые в западной Швейцарии встречаются редко. Скала была необжитая, сквозь камни проросло несколько елей, землю покрывали кусты ежевики. Но за этим холмом, примерно там, где сейчас лесопилка, стояла приземистая, но просторная хижина, серую крышу которой можно было разглядеть только вблизи; там, в перекрестье ручьев, в трясине и ольшанике никто и не стал бы искать человеческого жилья. А если кто, сбившись с пути, и набредал на нее, то лишь по воле особого случая: одна тропа начиналась прямо от Эмме, другую же следовало искать по ручью, до которого долго пришлось бы добираться верхом, да и вряд ли бы кто что-либо заподозрил, пока небо было залито дневным светом. Пожалуй, в глаза бросался размер хижины, но путник мог подумать, что этот сухой клочок земли посреди богатых рыбой вод выбрали для сооружения общего укрытия рыбаки, и если бы он постучал в дверь, то лишь укрепился бы в своем предположении. Стучать бы ему пришлось долго, прежде чем получить ответ, наконец через узкую щель выглянула бы развеселая и полуголая бабенка или старуха с глубоко запавшими глазами на злобном лице и напустилась бы на него так, будто он разбойник, и спровадила бы туда, откуда пришел, сделав вид, что никакого иного пути к хижине нет. Хорошо еще, если он послушается указаний, и уж тем более, если цел и невредим снова выйдет на дорогу, не всем улыбнулась такая удача. Если же пришелец был хоть немного подозрителен или же внешний вид его сулил богатую добычу, то можно было быть уверенным, что на обратном пути он вдруг получит смертельный удар, а то и вовсе окажется внезапно в бурном ручье, и жизнь оставит его. Потому как жили в этой хижине не только девка со старухой, но и по меньшей мере один мужчина. Мужчину этого можно было бы назвать рослым, если бы не хромота; волосы у него когда-то были черными и густыми, теперь же свисали жалкими поседевшими клоками, лицо было смуглым, от природы ли, то ли оттого, что никогда не было мыто, — этого никто не знал. Лицо странным образом выступало из-под высокого лба, потому как не только нос был крив, но и сам овал лица изгибался, подбородок был словно скошен назад, а под носом в оскале кривился рот, и хотя говорил он много, казалось, удается ему это с трудом, и было видно, что рот этот создан скорее для того, чтобы разрывать на куски добычу, чем для речей. Таков был хозяин хижины — судя по всему, рыбак, а на самом деле — торговец краденым, а хижина была ни чем иным, как местом сходок благородных разбойников; странная же скала служила для обзора.