Всё будет хорошо, обязательно

Не знаю, обращалась ли она к идущей по дороге усталой женщине или к нам. А может быть, она сказала это самой себе.

Папа обнял её за плечи. Погладил по руке и поцеловал, как всегда, в голову сбоку. Над ухом, где начинаются волосы.

– В конце концов всё будет в порядке, – сказал он.

На одной тачке поверх груды вещей сидела девочка с тёмными кудрявыми волосами. Её лицо и одежда были перепачканы дорожной грязью. Она держала на руках младенца.

Её отец толкал тачку, мама шла рядом, держа за руку маленького мальчика. Я обратила внимание на девочку в тачке, потому что она отличалась от людей вокруг. Думаю, дело было в её осанке: она сидела очень прямо, совсем не сутулясь. И выражение лица у неё было не как у других. Она не казалась заблудившейся. Она выглядела спокойной и сильной.

Я всё смотрела и смотрела на неё, потому что не могла отвести глаза.

И вдруг она повернула голову и через плечо взглянула на меня.

Солнце и ветер играли её кудрями. Ветер смешно их вздыбил, так что они стали похожи на шапочку, излучавшую свет. Я почувствовала, что вот-вот засмеюсь, но мой смех был больше похож на вздох, вырвавшийся из груди.

Девочка улыбнулась в ответ и помахала мне. Очень осторожно, одной рукой. А потом снова обхватила младенца обеими руками и устремила взгляд вперёд.

5.

Мы по-прежнему ходили в школу, но не знали, сколько это ещё продлится.

Учитель продолжал вести уроки и водил указкой по доске. Мы хором повторяли таблицу умножения, делали разные упражнения в тетрадках, писали, высунув кончик языка, диктанты и сочинения и молились каждое утро дольше обычного. И только карты висели на стенах без дела. Мы видели, как учитель иногда бросал на них взгляд, полный сомнения. Мы перестали изучать географию. Мы перестали изучать историю. Потому что история – это в основном про войну.

Казалось, учитель решил, что теперь это не имеет смысла. Потому что очень может быть, что в ближайшее время всё изменится.

В воскресенье священник, как всегда, читал проповедь. Его слушали ещё внимательнее, чем обычно. Когда он закончил приготовленную заранее речь, все продолжали неотрывно глядеть на него. И он смотрел на прихожан, а губы его оставались плотно сжатыми. В церкви повисла тишина. Но потом он набрал в лёгкие воздуха и заговорил.

– Идёт война, – сказал он. – Мы не знаем, сколько она продлится. Мы не знаем, докатится ли она до наших мест. Но давайте просто-напросто жить дальше. Это единственное, что я могу посоветовать. Давайте всё делать как всегда.

Выйдя из церкви, я долго размышляла о его словах. Как это – просто-напросто жить дальше? Разве мы живём в каком-то направлении? А жить просто-напросто – это, наверное, не учиться в школе, а играть?

– Мы будем играть как всегда? – спросила я у Йоханны.

– Мы будем играть, будто всё делаем как всегда, – сказала она.

– А что мы будем делать?

– Не знаю.

Мы молча шагали рядом. Как всегда. А потом расхохотались, потому что пришли к выводу, что жить куда-то дальше – это полная ерунда.

Но как-то раз в начале октября, когда мы все вместе возвращались из школы, увидели две попы, торчавшие к небу прямо посреди улицы. Это булочник Мон с сыном Паулюсом стояли на коленях, приложив ухо к булыжной мостовой. Жюль подбежал к ним и в шутку замахнулся ногой, как будто хотел дать им под зад.

– Жюль! – сказала Роза с упрёком.

Жюль пожал плечами, а я прыснула со смеху.

Мы все остановились.

– Тсс! – поднял палец Мон, хотя никто из нас не произносил ни слова.

Мон медленно разогнул спину, затем распрямился и Паулюс. Мон поправил на голове кепку. Со вздохом отряхнул брюки.

– Ты слышал? – спросил он у Паулюса.

Тот кивнул.

– А что вы слышали? – спросила Роза.

– Войну, детка. Войну.

– Слышно, как от пушек земля гудит! – в возбуждении сказал Паулюс.

– Да, именно так, – подтвердил Мон.

И они ушли. Мон ступал медленно, тяжёло, Паулюс – вприпрыжку, словно скоро будет ярмарка.

Клара встала на колени. Я перестала смеяться и тоже опустилась на землю, Йоханна рядом со мной. Нашему примеру последовали Роза с Жюлем. Пять поп, обращённых к небу, пять ушей, приложенных к булыжникам.

– Я ничего не слышу, – сказала Клара.

– Тсс! – шикнул Жюль.

Когда от камней у нас заболели колени, мы встали на ноги.

Переглянулись, пожали плечами и покачали головой.

– Никакой войны! – сказал Жюль.

– Ни-ка-кой вой-ныыыы! – пропела Клара.

Она трясла Розу за руки, словно качала воду насосом.

Мы пошли дальше, в ритм Клариной песенке.

В тот день всё небо было закрыто серыми тучами. Но с наступлением темноты горизонт окрасился в оранжевый цвет. Клара даже подпрыгнула, широко раскрыв глаза, и показала в ту сторону.

– Как красиво!

– Но почему? – воскликнула я, села на стул задом наперёд и сунула голову под занавеску на окне. – Ведь солнце уже зашло!

Мне никто не ответил. Я обернулась. Оскар стоял, опустив руки в карманы. С потухшей самокруткой во рту. И не говорил ни слова. Мама прикрыла рот ладонью. Отец нахмурился и посадил Клару себе на колени.

– Это не солнце, – сказала Роза. – Это война.

6.