Всё, чего ты хотела

– Скатертью дорожка, – пробормотал он.

Норман нажал на кнопку, и двери закрылись.

Айрис осталась одна – ну, в каком-то смысле. Несмотря на приближение конца, казалось, ничего особенного не происходит. Айрис попыталась вспомнить Кадиш, чтобы развеять эти мутные ощущения, – пусть даже не слова, а чувства, модуляции голоса, – но у нее не получилось. «Аминь» – единственное, что она помнила. В Бога она никогда не верила, но слово это тихо сорвалось с ее губ, когда она собралась открыть створку.

– Аминь, – повторяла она, – аминь, аминь, аминь, аминь.

Все должно было быть не так. Должно было быть… ну, поэтичнее, что ли? Ведь в этом роль религии, не правда ли? Придать поэтичность этим пустым минутам. Одну молитву она знала наизусть: «Отче Наш». Выучила ее не верой, а многократным повторением, но теперь молитва казалась ей возвышенной и значительной, под стать случаю. Она вызвала в воображении аромат лакированного деревянного пола и пыльных штор школьного актового зала. Холодок ранней осени на голых ногах. Колючая зеленая юбка. Юность.

Первым делом она сбросила кроссовки. Внутри они почернели от пота и почти развалились. Она хотела умереть босой, ощущая песок между пальцами ног.

– Отче Наш, – шептала она, – сущий на небесах…

Ребенок благодарно повернулся. Да, говорил он, продолжай. Глаза Айрис наполнились горячими слезами. Смахнув их, она продолжала читать молитву:

да святится имя Твое;
да приидет Царствие Твое;
да будет воля Твоя
и на земле, как на небе;
хлеб наш насущный дай нам на сей день;
и прости нам долги наши,
как и мы прощаем должникам нашим…

Простила ли мне Мона мои долги? Наверное, нет. Простила ли я Землю? Возможно. Не такая уж это плохая планета, если подумать. Айрис протянула руку к металлической ручке. Какая холодная. Айрис опустила руку. Нет, еще не пора.

И не введи нас в искушение,
но избавь нас от лукавого.
Ибо Твое есть Царство
и сила и слава
вовеки.

Она замолчала и, сделав два вдоха-выдоха, произнесла: «Аминь». В ее воображении тысяча девочек, одетых, как лепреконы, в зеленую форму, все вместе повторили молитвенное слово, и оно эхом отозвалось в старинном зале. «Прощайте, – думала она. – Все эти воспоминания скоро исчезнут, и все мысли тоже».

Она снова прикоснулась к ручке, набрала побольше воздуха и, не выдыхая, открыла окно. Не колеблясь ни секунды, она пригнулась и вышла наружу. Ногам было мягко и приятно ступать по песку. Прикрыв за собой створку, она села на песок. Здесь намного жарче, градусов сорок, наверное, как летом в Севилье. «Как только я снова вдохну, – вертелось у нее в голове, – все будет кончено». Все еще не дыша, она оглядела бледно-розовые просторы и развалины Центра-2 неподалеку. Справа от нее находилась ферма, слева зал управления – и то и другое теперь заброшено. Она чувствовала теплые и ласковые лучи солнца на своем лице. Прохладный бриз обдувал вспотевший лоб. Какое блаженство. Вдали, в низине, искрилось озеро. Оконное стекло больше не отделяло его от Айрис, и озеро казалось ближе и теперь выглядело как настоящее. Айрис все еще не дышала. Ребенок начал толкаться. Дыши, мама, дыши. Больше терпеть невозможно. То, что поддерживало жизнь, могло и убить.

Айрис выдохнула, замерла, и в первый раз вдохнула никтианский воздух. Хм… Он не обжег ей легкие. Нормальный на вкус. Она сделала выдох, за ним еще вдох. Она не умерла. Айрис откинулась назад, прислонившись спиной к стене Центра. Ее грузное тело опиралось на горячий металл. Она дышала кислородом, в этом сомнения нет. «Или я умерла, и это рай? Не зря же я прочитала Молитву Господню. Апостол Петр решил, что я хорошая, и впустил меня, несмотря на мои грехи».

Обхватив пальцами края, она взялась за створку окна, но она прилегала плотно. Снаружи окно не открывалось.

Она медленно встала, опираясь о стену, и разделась до грязного белья, оставив одежду на песке. Какая разница, здесь никого, значит, и стесняться некого. Ноги жег горячий песок, а до озера было очень далеко. В старых фильмах затерявшиеся в пустыне люди идут в сторону оазиса. Так она и сделает. С трудом преодолев несколько метров, Айрис повернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Центр, но его больше не было – он исчез. Только розовый песок и голубое небо, розовый песок и голубое небо, во все стороны без конца и края. Исчезла даже ее одежда.

– Ты не сможешь вернуться, – так сказал ей Норман. – Вы, ребята, ни черта не знаете.

Наверное, я уже мертва.

Ну и ладно. Ее больше ничего не удивляло. Она развернулась и продолжила путь.

Прошло полчаса, час. Озеро стало полнее и ярче, теперь оно выглядело скорее фиолетовым, чем темно-синим.

Через два часа с Айрис ручьями лил пот. Ей очень хотелось пить. Воды она не взяла.