Нет, наше время не пришло, решила Айрис. В музей мы не попадем. Мой ребенок родится. Она выживет, как на Земле выживали дети, рожденные до появления врачей, акушерок и больниц. Она никогда не увидит Землю, но она будет жить. Она никогда не попробует чизбургер с картошкой фри, пиццу, карри, шаурму с бараниной и маринованным огурцом, жареное мясо, свежеприготовленную пасту, устрицы, да и просто яйца вкрутую с солью – даже если здесь будет настоящий рай. Ее дочь получит взамен другое. Она будет жить.
39
Это конец?
Однажды ночью у себя в комнате Айрис стояла и смотрела в окно. Затемнение больше не работало, и она видела, что происходит снаружи. Яркий и ласковый, как всегда, солнечный свет. Она не знала, сколько сейчас времени, но по форме и степени усталости определила, что примерно часа четыре утра. Значит, в Чикаго, Мехико, на Галапагосских островах и в Белизе столько же. Почти все там сейчас спят. Возможно, бодрствуют только животные на Галапагосских островах, но они все равно не люди. Глядя на знакомый пейзаж, Айрис стучала пяткой о босую грязную пятку.
– Нет места лучше, чем родной дом, – повторяла она. – Нет места лучше, чем родной дом.
– Ничего не получится, – предупредила стоящая у нее за спиной мать. – Тут не кино.
Айрис прижалась носом к стеклу.
– Я пойду к озеру.
– Но ведь это опасно.
– Опасно оставаться здесь.
– Подумай о ребенке.
Айрис повернулась к Элеанор:
– Тебе следовало подумать о
– Я думала о тебе тысячу раз на дню.
Айрис отвернулась к окну, к розовому песку.
– Я оказалась здесь, потому что хотела заново родиться, но я просто продолжала жить. – Она положила руку на живот. – Видимо, настало время пожить там.
Мать молчала.
– Пора идти, – сказала Айрис.
– Ты меня прощаешь?
Айрис обернулась. У матери на лице появились новые морщинки. Она по-прежнему была в сорочке и с косой, но кожа истончилась, став похожей на бумагу – такой она была, когда Айрис покинула Землю.
– Прощаю тебя за что?
– За то, что была не самой лучшей матерью.
– Как я могу простить свою галлюцинацию? Все равно, что простить себя за несовершенный поступок.
– А если я не галлюцинация? Что, если это правда я?
– Да, конечно, но только если ты простишь мне мой уход.
Мать не ответила, но улыбнулась. Наверное, она не простила Айрис, но это ничего. Айрис справится. Элеанор широко развела руки. Они обнялись. Айрис почувствовала легкий аромат ее травяного шампуня, которым она пользовалась в те дни, когда умер Роберт. Всему тогда пришел конец: ее браку, ее семье – но Элеанор все-таки мыла голову себе, дочери, кормила Айрис и водила ее в школу, ходила на работу, зарабатывала деньги и оплачивала счета, хотя сама постепенно, по чуть-чуть, исчезала.
Элеанор коснулась щеки дочери и поцеловала ее:
– Прощай, Айрис.
– Пока, мам.
– Я люблю тебя.
Айрис и моргнуть не успела, как мать пропала. Аромат шампуня остался. Она вдохнула его полной грудью.
Надев обувь, Айрис покинула комнату и побрела по Центру, молча с ним прощаясь. Семь лет – ровно столько же времени она провела в школе Святого Петра для девочек. Коридоры без окон были слабо освещены, но остальные помещения Центра заливал солнечный свет. Айрис шла медленно. За ней никто не наблюдал. Ни в Чикаго, ни в Лиме, ни в Москве, ни в Бангкоке. Ни в Лондоне, ни даже в головном офисе «Никта Инк» в Лос-Анджелесе. Камеры выключены, телепередача канула в небытие. Наверное, уже и страницу в Википедии отредактировали: «“Жизнь на Никте” – так называлось американское телевизионное реалити-шоу».
Айрис по-прежнему слышала гул электричества, звуки происходящих в Центре технических таинств. Как долго еще все это будет работать? Бесконечно, наверное, раз оно на солнечной энергии. Нет, созданное человеком не сохраняется так долго, как звезды, луна и планеты. Центр рассыплется после того, как им перестанут пользоваться. Стены обвалятся. Грязное постельное белье никтианцев зарастет инопланетным мхом и плесенью. К тому времени, когда на эту планету вернутся люди, в здании образуются сложные экосистемы. Центр обретет великолепие увядания, как развалины Детройта, по которым все сходили с ума. Ах, о чем они только не мечтали, когда строили на другой планете этот шикарный зал, такой величавый особняк – колонию человечества, сконструированную по последнему слову техники! Нет ничего более душераздирающего, чем осколки надежды.
Дверь в зал управления открылась от мягкого толчка. В ту же секунду Айрис ослепил свет, бьющий из окна с неровной поверхностью. Похоже, комната пустовала уже не один год – не то что несколько недель. Или это были месяцы? Она не помнила. На засыпанном песком полу валялись два стула. В воздухе висела пелена мелкой пыли. Приборная доска вся в грязи, кнопки чем-то измазаны. По помещению летали с полдюжины светящихся жуков, которые жужжали в два раза громче гула оборудования. Это конец?