Повсюду теперь валялись дохлые насекомые. Сантиметров пяти–семи в длину, голубые с перламутровым отливом. Местные, никтианского происхождения, они, возможно, не выживали в обогащенной кислородом атмосфере Центра. Называть их насекомыми было неверно, так как у них имелось по пять пар ножек. Наверное, на таких наткнулась Эбби, когда нашла выход наружу. За окнами Центра Айрис никогда не видела ни одного. Ни разу за семь лет.
Она проводила много времени бесцельно бродя по Центру и разговаривая с теми, кого раньше почти не знала. Они с нескрываемым ужасом в глазах осторожно интересовались: «Вы случайно… не беременны?» Айрис отвечала, что да, беременна. Они не знали, как реагировать. Некоторые говорили: «Поздравляю» и заливались стыдливым румянцем.
Однажды вечером ей послышались снаружи чьи-то шаги. Она встала с постели и приложила ухо к затемненному окну. Разглядеть все равно ничего не удастся. Затемнение срабатывало автоматически, отключить его она не могла.
– Ау? Кто там?
Айрис расслышала голос, определенно человеческий, но слов за толстым стеклом и металлом было не разобрать. «Бу-бу-бу-бу». Вроде женщина.
– Я вас не слышу, – крикнула Айрис. – Не слышно, извините!
Голос умолк. Кончился кислород, и женщина задохнулась? Айрис села на койку Эбби и два часа провела у окна, пока в шесть утра по центральному стандартному времени не отключилось затемнение. За окном никого не было. Тела тоже не было.
Айрис завела новых друзей. Одну из них звали Майя. Они часами болтали о мужчинах, которых любили на Земле, немного возбуждаясь от собственных описаний их плеч, рук, глаз и сексуальных приемов и наслаждаясь приятным волнением и новой дружбой. Женщины теперь жили вместе в комнате Майи, в отсеке
Кто-то взломал дверь в жилые помещения команды управления. Там никого не оказалось. Айрис и Майя бродили по пустым комнатам. Эбби была права – ничего особенного, темнота и грязь. Гостиная свободной планировки и кафетерий. В мужском туалете кто-то написал на стене: «ИДИ В ЖОПУ» – дерьмом.
Однажды утром она проснулась и обнаружила, что Майя ушла. Айрис вернулась в отсек
Перестал работать планшет. Она потеряла счет дням. Если бы у нее была ручка, она бы отмечала дни на руке. Сначала она спрашивала у остальных, но вскоре бросила и это. Лучше не знать. Она вспомнила, что в детстве, в летние каникулы, существовала как бы вне времени. Какая разница, какой день сейчас на Земле?
Сейчас… ноябрь или около того.
Как-то днем на двери кафетерия появилось объявление, написанное черной жидкой субстанцией: «Сегодня обеда не будет».
Их осталось ровно тридцать три человека. Шон вел учет с помощью одного из немногих оставшихся в рабочем состоянии планшетов. Каждый раз, когда исчезал очередной никтианец, об этом сообщали Шону, и он добавлял в список новое имя. Дань бюрократии успокаивала никтианцев. Наличие списков означало порядок во всем – или, по крайней мере, кое в чем.
Спортивный костюм Айрис стал ей велик в плечах и бедрах, зато туго обтягивал живот. Не осталось ни работников фермы, ни поваров. Ребенок высасывал из нее все питательные вещества. «Дорогой мой маленький нахлебник, ты меня прикончишь».
Через два дня на кафетерии появилось новое объявление: «Сегодня завтрака не будет». Айрис все равно зашла в кафетерий. Там собралось с полдюжины человек, некоторые устроились за столиками. Она подсела к Шону и Джоне.
– Привет, Айрис, – поздоровался Шон. – Ты в порядке?
От голода у нее плохо пахло изо рта. Айрис едва удалось подавить рвотный позыв. Шон задрал рукав, демонстрируя старые татуировки: русалки, черепа и розы. На одной из них смазанные зеленые буквы: «Свободу Ирландии». Раньше она этого не замечала. Похоже на самоделку. Интересно, был ли он когда-нибудь в Ирландии.
– Как жрать хочется, – призналась она.
– Сходи на ферму, – посоветовал Джона. – Я просто захожу и ем, что найду.
Айрис посмотрела на Шона. Формально он все еще оставался главным садоводом.
– Можешь отрываться по полной, – кивнул он.
– Но ведь с моим браслетом туда не войдешь.
– Не волнуйся, войдешь.
Айрис без труда открыла дверь на ферму. Внутри все пожухло. Сквозь стекло приятно грело солнце, воздух был влажным и плотным. Прикрыв глаза, Айрис подставила лицо теплу. Потом бродила среди гибнущего урожая: плоды валялись под ногами, зелень пожелтела. В животе у нее урчало от голода, ребенок сучил ножками, и всю ее заполняли чувства любви и безысходности, они разливались по всему телу, доходя до кончиков пальцев на руках и ногах. То же самое она испытывала, когда была влюблена в Эди Долтон. Что сейчас с Эди? Ребенок снова пошевелился. «Какая разница? – будто бы сказал он. – Съешь уже что-нибудь, ради бога!» Айрис представила себе кусок мяса с кровью, облитый густым соленым беарнским соусом. Ребенок затих, разделяя общее с ней наслаждение несбыточным.