Вдруг Айрис оглушил пронзительный громкий звук, раздавшийся в зале. Она не сразу сообразила, что он звенит у нее в голове.
– Ты прекрасно справляешься, – шепнула мать.
Айрис кивнула.
– Сейчас Джона прочитает молитву по Эбби. Молитва называется Кадиш.
В напряженной тишине она сошла с подиума, и на ее место поднялся Джона.
– Привет всем, – обратился он к залу и, достав серый лоскут – круг, вырезанный из фуфайки, – покрыл им свою голову.
– Я не делал этого очень давно, так что могу забыть некоторые слова. Нет, я
Сама Эбби оставила веру давно, еще на Земле. Но это не имело значения. Она хотела бы, чтобы все происходило именно так. Высокий звук в голове Айрис сменился низким гулом, похожим на шум кондиционера во «Фридом энд Ко». Айрис вспомнила свой письменный стол со стопками бумаги, вспомнила Эдди с его голубыми глазами и озорной улыбкой. Плохие воспоминания с годами почти полностью стерлись. Тогда жизнь была и проще, и одновременно сложнее, а будущее неизвестно. Как там Эдди?
– Слушай, – вернула ее в настоящее мать, будто прочитав ее мысли. Она держала Айрис за руку.
Конечно, она читает мои мысли, сообразила Айрис. Она ведь моя галлюцинация.
Джона сделал вдох и нетвердым голосом запел в минорной тональности:
– Э-э, одну секунду, – остановился он. – Ах да.
Джона умолк и кивнул головой. Его раскрасневшееся лицо было в испарине – так старался он ничего не забыть.
Человек тридцать ответили: «Аминь».
Для Айрис все это звучало абракадаброй, древней абракадаброй ее давно потерянного отца. Ей вспомнилась Молитва Господня, которую в школе они учили наизусть. Она не верила ни одному слову, но всегда любила ее повторять.
– Э-э… – Джона, глядя в пол, крутил головой из стороны в сторону, тщетно пытаясь выудить из памяти нужные слова. Тогда он пропустил несколько строчек, но никто этого не заметил. Со лба у него капал пот. – Ладно, – сказал он и продолжил петь:
Он умолк и кивнул головой. Все произнесли: «Аминь».
36
Упоение надвигающейся смертью
Айрис лежала в постели. В животе урчало. Порции еды уменьшались с каждым днем. Лучше уж питаться одним воздухом. От голода ею владело чувство грусти и беспомощности, но в то же время радостного возбуждения. Она вспомнила, что за несколько лет до того, как покинуть Землю, следила в сети за поветрием, охватившим молодых привлекательных женщин. Они постили фотки, на которых, стройные и довольные собой, готовили из разноцветных экзотических продуктов низкокалорийные блюда. Такими, наверное, они себя и чувствовали: стройными, безгрешными и беззаботными. В свои двадцать с небольшим Айрис часами рассматривала их, нажимая большим пальцем на хештеги #чистоепитание, #зож, #ням. Она считала их безнадежными дурами, но хотела понять, действительно ли они чище душой, чем она. Сейчас она сама достигла прозрачной чистоты. Как сосулька. Как мученица. Упоение близкой смертью – наверное, именно это и чувствовали те женщины.
Но стоило Айрис вспомнить о ребенке, мысли о мученичестве испарились. Это не конец. Усилием воли она встала с постели и направилась в кафетерий.
Как жаль, что нельзя поговорить с Моной, хотя бы раз.
Уборщицы работали молча, отдавая дань уважения Эбби.
– Ты сказала необыкновенную речь, – прервала молчание Стелла, обращаясь к Айрис. – А молитва! Я ничего не поняла, но слушала с удовольствием.
– Да, правда. – У Айрис урчало в животе. За завтраком она не наелась. Сунув руку под фуфайку, она помассировала живот, надеясь ослабить чувство голода. Живот у нее стал круглый и твердый, как мячик, но его легко было прятать. Она научилась ходить, чуть ссутулившись, чтобы он не выпирал. А может, все уже заметили, но ничего не говорили.
– Есть хочешь? – догадалась Стелла.
– Да.
– И я.