Всё, что имели...

— Ты Юльке своей рассказывай такую сказочку, — проворчал он, грозя пальцем. — Достойно удивления, Алевтина, я не думал, что ты способна прятаться за спины членов бюро…

— Чего не было, Иван Лукич, того не было, — с обидой отвечала она. — Мне вспомнились ваши слова. Когда сюда приехала группа товарищей с оружейного, чтобы облюбовать место для своих цехов, вы мне сказали: «Головой отвечаем за судьбу эвакуированного завода».

— Помню. Говорил. А сейчас добавлю: головой не только отвечать, но и думать надо.

— Это было. Мы пригласили на бюро заводских руководителей, выслушали их, сообща подумали и решили поддержать. Кстати, есть документ из наркомата относительно паровозов. Разрешено. Временно, конечно.

— Жалко. Я бы на месте наркома не разрешил. Я поначалу спросил бы, почему ворон ловили и вовремя не доделали котельные. Так что не обольщайся, Алевтина, что твое, да, да, именно твое решение совпало с документом наркомата — разрешить. Я еще приглашу тебя на бюро и ответа потребую за все то, что делается у тебя в городе.

— Приеду. Отвечу. Вы же знаете, Иван Лукич, я от этого никогда в кусты не пряталась. Но кто мне ответит, по какой причине мы оказались в таком затруднении?

— Не понимаешь?

— Представьте себе, не понимаю. Мне вспоминаются наши довоенные совещания. Вы тогда требовали развернутых мобилизационных планов, говорили, что все должно быть готово на случай войны.

— От меня требовали того же в масштабе всей области. Мы учитывали международную обстановку, готовились. И правильно делали.

— Учитывали, готовились… Но все ли учли? Вот над чем я часто размышляю. Мне, например, было известно, сколько тракторов, автомобилей, бричек, лошадей должен был поставить город Красной Армии. Знала я, сколько будет мобилизовано в армию людей. Но о том, что сюда могут эвакуироваться предприятия и организации, речи не было. Почему? И выходит, что кто-то и где-то не все учел, а в результате эвакуированные к нам вынуждены начинать работу на станках под открытым небом, — взволнованно продолжала она, припомнив старого оружейного Сазонова и разговор о нем с Кузьминым и Рудаковым.

Портнов сердито сказал:

— Во-первых, не все тебе известно, что делалось и планировалось, а во-вторых, идет война, тяжелая война, и твои рассуждения неуместны. Я посоветовал бы тебе попридержать язычок.

Она сдержанно возразила:

— Но позвольте, Иван Лукич, я развязала язычок не на базаре, а высказываю свои тревожные мысли депутату Верховного Совета, члену правительства. Так что не гневаться вам надо, а разъяснять избирателю.

— Разъяснение получишь потом, после нашей победы, — уклонился Портнов от прямого ответа. Впрочем, он и не знал, что сказать ей, потому что сам думал примерно так же. Перед войной разговоров о вынужденной переброске в область крупных промышленных предприятий почти не было (речь шла лишь о помещениях под госпитали или для воинских частей). Но чуть ли не с первой недели войны хлынули сюда эшелоны с эвакуированными заводами и фабриками, и сразу же возникли сложности с размещением оборудования и людей. — Сейчас наша с тобой задача, чтобы эвакуированные предприятия поскорее набирали силу, — продолжал он. — Чует мое сердце, что ты, Алевтина, где-то и в чем-то пошла на поводу у тех же оружейников. Это уж совсем никуда не годится! И не дуйся, пожалуйста, — чуть смягчился Иван Лукич. — Давай-ка договоримся так: через пару деньков я вернусь, и мы с тобой досконально займемся делами завода, потому что, извини за повторение, мы и в самом деле головой отвечаем за него.

4

Рассвет еще не проклюнулся, и звезды в небе сияли так ярко и так близко, что казалось — взойди на недалекую гору и достанешь до них рукой. В это раннее морозное утро неразлучная троица — Макрушин, Мальцев и Грошев — шли на работу. От их барака до цеха ходу было не более получаса, и за беседой друзья порой не замечали, как оказывались у проходной.

— А что, может, оно и дальше так пойдет: освободили Калугу, потом, глядишь, услышим об освобождении Вязьмы и Смоленска. От Смоленска и до Минска дорожка прямая, — говорил с надеждой Мальцев.

— Может быть и такое, — в знак согласия покачивал головой Макрушин. — Тут вот радость: от Тулы-то немца отогнали.

— И я вот все думаю, что зазря нас эвакуировали, там работалось бы лучше, — подал голос Грошев.

— А ты, Савелий, по-другому глянь. Фашист — он ведь не дурак, он ведь понимал, что такое наш оружейный, а значит, бомбил бы да обстреливал напропалую, — возразил Макрушин.

— Отогнали же…

— Э, щука сдохла, а зубы остались. Думаешь, самолетов у гада нету? Есть еще… А тут у нас над головой тихо.

— Тут хоть и чисто над головой, а помех да прорех — пропасть. Кинешься — того нет, этого не найдешь, — грустно заметил Мальцев.

— С начальства надо спрашивать, чтоб оно пооборотистей было, да и самим рук не жалеть, — ответил Макрушин.