Всё, что мы обрели

Я кивнул и хмыкнул, потянувшись за сигаретой. Он сделал то же самое. Некоторое время мы молчали. Я не мог не думать о том, что это правда, что мне трудно смотреть в лицо проблемам, идти вперед, идти к цели. И мне было отчасти стыдно, что, в конце концов, именно Оливер пришел ко мне спустя два с половиной года, именно он скучал по мне, именно он пытался наладить наши отношения… Как в тот вечер. Как и всегда.

Я выдохнул дым и посмотрел на него.

– Послушай, Оливер, я люблю тебя…

– Черт, это выходит из-под контроля.

– …но ты же знаешь, что слова – это не мой конек.

– Не надо слагать мне поэмы, – засмеялся он.

– Моя речь будет полным дерьмом.

– Аксель… – Он заулыбался.

– Но если ты все еще хочешь, чтобы я был твоим шафером…

– Ну а кто еще-то?

Я тоже улыбнулся.

55. Аксель

– Продано шесть картин. Шесть, – повторила Сэм. – Невероятно. Почему ты не так удивлен, как должен был бы?

– Потому что я так и предполагал.

– Девушка хороша, но…

– Ты упускаешь суть. – Я поднял взгляд от бумаг, которые перелистывал на столе. – Лея не самая лучшая, и ей нужно многому научиться. На свете есть тысячи художников, у кого техника лучше, чем у нее, кто знает больше и может найти тысячу ошибок в каждой ее картине, и ты это знаешь. Но у нее есть душа. Когда кто-то смотрит на какую-то из ее картин, он видит эмоции, запечатленные ею, и может прочувствовать их. Она передает. И в конце концов, разве не в этом весь смысл?

56. Лея

Последние несколько дней, проведенные в Байрон-Бей, я почти не видела Акселя; с его слов, он был занят продажей картин и другими рабочими вопросами. Я почти чувствовала, что он избегает меня, и хотя это было похоже на передышку, пребывание рядом с ним все равно вызывало у меня привыкание. Шоколадный торт, который кладут перед тобой, когда ты сидишь на диете, или сплетни, про которые ты говоришь себе, что не хочешь их слышать, но которые тебе обязательно нужно знать.

У меня было не так много времени, чтобы думать о нем, потому что после того как Лэндон уехал на следующее утро после выставки, я почти не расставалась с Нгуенами, моим братом и его невестой. В понедельник, когда мы в последний раз ужинали все вместе, Аксель казался более задумчивым, чем обычно, погруженным в свой собственный мир. Настолько, что почти не говорил.

– Сын, ты в порядке? – спросила Джорджия.

– Да, супер. – Он рассеянно посмотрел на нее, вернулся взглядом к своей тарелке и почти не поднимал глаз, пока не пришло время прощаться.

Он поцеловал меня в щеку и заверил, что позвонит мне позже на неделе, чтобы обсудить кое-какие дела. Затем он ушел, а мы пешком добрались до отеля, где остановились Оливер и Бега. Когда она сказала, что ей еще нужно собрать вещи и принять душ, брат спросил меня, не хочу ли я прогуляться, и я согласилась, потому что мы еще не были наедине и я слишком привыкла к тому, что он был предоставлен сам себе каждый раз, когда приезжал ко мне в Брисбен.

Я повисла на его руке, пока мы шли.

– Хорошо было вернуться сюда, – глубоко вздохнула я.

– Очень хорошо, – улыбнулся он. – Мне этого не хватало.

И тут мне кое-что пришло в голову. Вернее, я думала об этом последние несколько лет, но у меня никогда не хватало смелости действительно сделать это.

– Ты бы хотел… побывать в нашем старом доме?

– Лея, я не знаю, хорошая ли это затея для тебя.

– Я хочу, – заверила я его.

– Хорошо. Пойдем. – Он взял меня за руку.

Мы шли в тишине по хорошо знакомому нам обоим маршруту. Я почти видела, как эмоции Оливера смешиваются с моими, словно краски: уверенность синего, неуверенность ярко-желтого, тоска лилового…

Мы выросли в доме на окраине, рядом со старым домом Джонсов. Оба дома были двухэтажные, с небольшим задним двором, окруженные свободно растущими деревьями.

Все было по-прежнему, но в то же время так непохоже…

– Он заброшен, – простонала я, глядя на дом.

– Это не так, – сжал мою руку Оливер. – Какие-то англичане купили его много лет назад. Они собираются приехать и жить здесь, когда выйдут на пенсию, а потом снесут его и построят что-то новое. По крайней мере, так они мне сказали.

Несмотря на боль и возникший в мыслях образ этих стен, превращенных в груду обломков, я посчитала, что так будет лучше. Потому что это место хранило слишком много воспоминаний, чтобы создавать новые на их основе. Потому что если оно уже никогда не будет прежним – а оно точно не будет, – то, может быть, стоит начать все с чистого листа.

– Помню, как ты лазила вон на то дерево, – нарушил молчание Оливер. – Ты забиралась туда, как обезьяна, и часами висела на одной из веток. Только Аксель мог спустить тебя вниз.

– А мама грозилась его срубить.

– Точно, – засмеялся он. – Она была прекрасна.

– Характер у нее был будь здоров.

– Как и у тебя. Такая эмоциональность…

– Ты больше похож на отца.

– Ты правда так думаешь?

– Да. Ты честный. Прозрачный.

Оливер улыбнулся и крепче сжал мою руку.

– Я очень тебя люблю. Ты ведь знаешь это, да?

– Я тоже тебя люблю. Всегда буду.

Послеполуденный ветер шелестел в кронах деревьев и сдувал упавшие на землю листья.

– Оливер.

– Что такое?

– Что ты сделал со всем этим?