— Затем идут те, кто живет прошлым. Люди, которые страдали, которым сделали больно или с которыми произошло что-то. Они застопорились в уже не существующем настоящем, и я думаю, что это самое чертовски грустное из всего. Знать, что этот момент, этот голод, который всегда с ними, не существует и только живет в их воспоминаниях.
— Это я, не так ли? — спросила она очень тихо.
— Да, это ты. Жизнь движется, а ты осталась там. И я понимаю это, Лея. Я знаю, что после случившегося ты не могла поймать этот импульс и подняться. Более того, ты и не хотела. Я думал над этим все дни. Понимаю, что тебе было проще отказаться от чувств, чем испытывать боль, и тогда, я полагаю, ты просто приняла решение. Так?
— Не знаю, не могу сказать, что был конкретный момент…
— Ты уверена? Ничего не привело к этому?
Я помнил первые дни после аварии. Лея лежала в больнице, кричала и плакала на руках у моей матери, которая прижимала ее к себе и успокаивала. Она вся была болью… в максимальном выражении. Именно так, как это чувствовал бы любой человек, который только что потерял двух самых дорогих людей.
Потеря — это всегда так. Боль. Скорбь. А затем, с течением времени, ты зализываешь раны, принимаешь произошедшее и изменения, которые предполагает твоя жизнь: то, что ты оставила позади, и последствия этого.
Она так и не решилась на этот шаг.
Она осталась внутри скорби. Лея столько времени пропитывалась этой болью, что часть ее подсознательного, должно быть, решила, что будет проще построить стену отчуждения и таким образом обрести покой.
— Я тебе уже сказала. Не было какого-то момента, который бы четко отделил до и после, — ответила она, и я понял, что говорит она искренне. Лея схватилась за доску, когда нас тряхнула чуть более сильная волна. — Есть еще один способ, третий. Расскажешь?
— Настоящее. Ты можешь хранить воспоминания, это нормально, а также время от времени думать о будущем. Просто ты не должен мысленно находиться ни в том, что уже произошло, ни в том, что неизвестно, а должен оставаться здесь, в настоящем.
— Это ты. — Она улыбнулась мне.
— Я пытаюсь. Посмотри вокруг: солнце, цвет неба, море. Черт возьми, неужели это все не кажется тебе классным, когда ты останавливаешься и смотришь? Почувствуй, Лея. Воду, запах пляжа, теплый ветер…
Она закрыла глаза, и ее лицо расслабилось, потому что она была рядом со мной. Она чувствовала то же, что и я, проживала этот момент и находилась здесь и сейчас, как кнопка, которую ты втыкаешь в стену, и она никуда оттуда не двигается, ни вперед, ни назад, никуда.
— Не открывай глаза, Лея.
— Почему?
— Потому что сейчас я покажу тебе кое-что важное.
Она спокойно сидела. Вокруг тишина, море и солнце, выплывающее из-за горизонта. Посреди этого спокойствия я засмеялся и, прежде чем Лея поняла, скинул ее с доски.
Она быстро выскочила из воды. Заорала:
— Зачем ты это сделал?
— А почему бы и нет? Мне стало скучно.
— Что с тобой не так?
Она бросилась ко мне, и я позволил ей притопить меня, а потом утащил с собой на дно. Мы выплыли спустя несколько секунд, Лея кашляла, а я все еще улыбался. И в этот момент, когда солнце почти взошло, я понял, как близко мы друг к другу, понял, что обнимаю ее рукой за талию и что почему-то этот жест уже не был таким нормальным, как раньше, когда Лея иногда приходила серфить с Оливером и со мной.
Я смутился и отпустил ее.
— Наверное, уже надо идти, а то опоздаешь в школу.
— Сказал тот, кто только что сбросил меня с доски, как ребенок.
— Я, кажется, уже забыл, какая ты зануда.
Лея фыркнула улыбаясь.
— Ты прикалываешься? — пробормотал я.
— Следи за языком, сынок. Что за манеры?
Мать зашла в дом без предупреждения с сумками, содержимым которых можно было бы накормить целую армию. За ней тащились близнецы, мой брат, невестка и отец. Была суббота, поэтому мне понадобилось несколько минут, чтобы осознать происходящее, пока со мной все здоровались.
— Какого черта вы тут делаете? И кто занимается кофейней?
— Какого черта! — закричал Макс, а брат закрыл ему рот, как будто он только что сказал «сукин сын» или что похуже.
— Сегодня праздник. Ты забыл?
— Очевидно, да.
— Где Лея?
— Спит.
В этот момент Лея, зевая, показалась на пороге своей комнаты, и близнецы бросились обнимать ее. Возможно, они меньше всего осознавали, что девушка, которая раньше наряжала их и играла с ними, уже не была прежней. Лея схватила их и позволила моей матери тоже обнять себя.
— Почему вы тут? — спросил я.
— Как всегда, рад нас видеть, — сказал Джастин с сарказмом.
— Чувак, твоя мама подумала, что мы можем провести время все вместе, и мы пытались дозвониться тебе, но телефон выключен, — объяснил отец.
Мать фыркнула, доставая все из пакетов.
— Не называй своего сына чуваком.
— И почему это? — Отец посмотрел на меня.
Я уже думал ответить, когда мать ткнула в меня пальцем.
— Зачем тебе этот аппарат, если ты никогда его не используешь?
— Еще как использую. Иногда. Периодически.
— Он отшельник, оставь его в покое, — вмешался Джастин.