Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

С учетом экстремального характера нашей работы и условий жизни в Косово, наши страхи и слабые места рано или поздно выходили наружу. У всех нас случались моменты, когда мы не справлялись. Главным было то, что мы, когда такое происходило, всегда заботились друг о друге.

Любое соприкосновение с катастрофами или терактами оставляет неизгладимый отпечаток на нашей жизни. Я участвовала во многих публичных мероприятиях вместе с Вэл Макдермид, автором детективных бестселлеров, и мы стали с ней добрыми подругами. Вэл – очень умная и чуткая женщина, и она мне сказала, что обычно на таких мероприятиях я неотразима: заставляю зрителей смеяться, собственно, просто покатываться от хохота, – но как только речь заходит о Косово, я словно закрываюсь, отстраняюсь от всех. Она говорит, моя речь становится задумчивой, и в аудитории повисает печаль. Сама я этого не замечала, но ее слова меня не удивляют.

Это подсознательная реакция, возникающая, думаю, из необходимости сохранять здравый взгляд на вещи. «Компартментализация», или раздельное мышление, это своего рода когнитивный выбор, к которому надо себя приучить. Я не считаю себя равнодушной и холодной, я просто здравомыслящая. На работе я намеренно становлюсь жесткой, прилагая все усилия, чтобы свести эмоциональную реакцию и вовлеченность до минимума: для этого я открываю воображаемую дверь в отдельную, профессиональную «комнату» у себя в голове. Если бы судмедэксперты позволяли себе погружаться в пучины человеческой боли или проживали в голове страшные эпизоды, с которыми нам приходится сталкиваться, они не смогли бы принести никакой пользы как ученые. Мы не можем переживать за мертвецов. Это не наша работа, а если мы не сделаем свою работу, то никому не поможем.

Актер и сторонник коммуникативной теории Алан Алда утверждает, что великие вещи происходят, когда мы переступаем порог – именно так, переступая порог, я у себя в голове переключаюсь с одного подхода на другой. У меня в голове несколько отдельных «комнат», как я их называю, которые я знаю настолько хорошо, что автоматически выбираю ту, которая лучше всего подходит для текущей работы.

Если я изучаю разлагающиеся человеческие останки, то захожу в комнату, где не ощущается запах. Если работаю с убийствами, расчленениями или травмами, то выбираю ту, где царит спокойствие и безопасность. Если исследую образцы, связанные с преступлениями против несовершеннолетних, то ухожу в дальний конец комнаты, чтобы устраниться от сенсорной информации и не переносить то, что я вижу и слышу, из этого чуждого мне пространства немыслимой жестокости в свою реальную жизнь. В этих комнатах я стараюсь быть просто сторонним наблюдателем, применяющим на практике свои научные познания, а не участником событий, вовлеченным эмоционально. Настоящая «я» остаюсь вне комнаты, огражденная и защищенная от той психологической бомбардировки, которая происходит внутри.

Когда я все изучила, осмотрела, записала, пришла к заключению и закончила свою работу, мне достаточно открыть дверь из комнаты, снова сделать шаг через порог, запереть замок и вернуться к обычной жизни. Теперь я могу ехать домой и быть, как всегда, женой, матерью, бабушкой – нормальным человеком. Я могу смотреть фильмы, ходить по магазинам, пропалывать клумбу перед домом или печь пироги. Главное, чтобы дверь оставалась закрытой, и поэтому я не позволяю никому другому крутиться возле нее или заглядывать внутрь, чтобы не возникло утечек. Две мои жизни должны оставаться полностью изолированными друг от друга, и каждую я стараюсь защищать изо всех сил.

Только я знаю код доступа двери; только я знаю, что находится в каждой комнате, и какие демоны могут обитать внутри, пытаясь заглянуть мне через плечо в процессе работы. Я могу спокойно с ними сосуществовать в своем профессиональном мире, но когда я из него выхожу, они должны оставаться под замком. Я ни за что не выпущу их наружу. Я не чувствую потребности «разобраться» с ними или обсудить с психологом. Большинство из них я не описываю на бумаге и вообще никак не затрагиваю, разве что в рабочих материалах. В некоторых случаях я связана требованиями конфиденциальности, но даже если нет, я ощущаю на себе ответственность за чувства других людей, живых и мертвых, и не собираюсь выдавать их секреты. Я видела и делала такие вещи, о которых моей семье и друзьям лучше не знать – и они не узнают. Все случаи, описанные в этой книге, уже освещались в прессе. Остальные же так и останутся запертыми в тех комнатах.

Таким образом я заодно защищаю и себя. Для моей работы лучше позаботиться о том, чтобы ящик Пандоры никогда не открылся. Если дверь не запереть, позволив кому-то проникнуть внутрь без приглашения, демоны могут вырваться на свободу. К счастью, до сих пор мне удавалось успешно отделять личную жизнь от профессиональной. Если когда-нибудь они соприкоснутся, и я стану жертвой пост-травматического стрессового расстройства, то откажусь от своей работы, потому что больше не смогу быть сторонним наблюдателем.