Всё это нужно пережить

Она была молодая и, как сказали бы сегодня, сексапильная. По крайней мере, Коля Кравченко (о нём я уже тоже вспоминал) как-то сказал мне по дороге домой из школы, что Лидия ему снится по ночам. Мне, в силу моего неспешного развития, она не снилась, но интерес к изучению и осмыслению истории пробудила. За что искренне благодарен.

Событий в бытие сплетенье и быта шаткая основа –

И всё – лишь ветра дуновенье, что обернулось вещим словом.

А в мыслях времена и лица – на плюс и минус вновь разъяты..

И вновь – страница за страницей слова, как памятные даты.

* * *

История начинается с географии, как судьба – со строки биографии.

Как с глотка молока - сервиз. А строка ведёт вверх и вниз.

Мимо танков и мимо трамвая, в направлении ада и рая,

Поминутно меняя маршрут и жонглируя «ТАМ» и «ТУТ».

Путь от «тут» до «там» при всей своей растянутости вдоль жизненной параллели – весьма краток и ограничен. Неограниченна лишь память, в которой некоторые события и даты не теряют свежести и спустя десятилетия. А некоторые – исчезают, словно их и не было. Вечная загадка. Не о всех я вспомнил, но всем учителям благодарен. И Николаю Иосифовичу Петлицкому, в том числе. Он преподавал черчение, был строг, пунктуален, ироничен, обладал своеобразным чувством юмора. Ученики звали его «Петлюрой» и боялись, как огня. Свою «четвёрку» в аттестате, которую он мне влепил после восьмого класса, я пересдавал в десятом. Нужно было сделать чертёж болтового соединения. Проклиная всё на свете, я при активной папиной поддержке со второго или третьего раза одолел общий вид, расставил в соответствии с требованиями единой системы конструкторской документации размеры и даже технические требования (на которые потом Николай Иосифович с недоумением взглянул, видимо оценив степень родительского участия в создании чертёжного великолепия). «Ладно, - сказал он, - всё равно чертёжником не будешь, ибо по складу ума – чистый гуманитарий. Ставлю тебе «пять». Но отцу – отдельное спасибо. Чертёж возьму на выставку школьных работ». Жизнь показала, что он и ошибся, и одновременно был прав. Черчение достаточно долго, серьёзно (и мучительно) изучал в институте, да и работать с чертежами в конструкторском бюро пришлось ещё долгих 23 года. А прав был в определении склада ума. Он, всё же, более гуманитарный. Но, думаю, аэродинамические и гидравлические расчёты от этого не пострадали. Говорят, что самая искренняя и преданная любовь к школе возникает после выпускного вечера. Наверное, это правда. Любить домашние задания и контрольные работы приятнее и спокойнее на расстоянии, и пространственном, и временном. А выпускной вечер был хорош! Ряды сидений расставили во дворе под открытым небом, погода была соответствующая событию. Я был в чёрном костюме, купить (достать) который оказалось нелегко. Помог папин сотрудник «через завсклад, туваровед, и, соответственно, через задний крильцо», как говорил гениальный Райкин. Достали не в магазине, а на какой-то базе, без примерки, но фигура у меня уже на то время была близкой к стандартной. Чешский костюм сидел хорошо (я в нём ещё через пять лет сходил и на институтский выпускной вечер). Выпускных классов в тот год было шесть. Всех по очереди вызывали к президиуму, и директор школы Алексей Николаевич Стецюк (статный, с благородной сединой, настоящий директор!) поздравлял и вручал аттестаты. В нашем классе было двенадцать медалистов! Три – золотых (Лариса Василишина, Лена Соколик и я), и девять – серебряных. По-моему, коробочки с медалями выдали под роспись в учительской спустя несколько дней. Но и без коробочек ощущение счастья было непередаваемым! Для меня это была первая настоящая, выстраданная жизненная победа, очень важная в процессе преодоления собственных комплексов, неверия в свои силы и возможности. Я понимал, что впереди всё будет только труднее, но чувство радости и торжества в тот момент было всепобеждающим. В спортивном зале были накрыты столы с шампанским и пунцово-изумрудным помидорно-огурцовым изобилием.