Всё, кроме любви

— Потому и связалась. Не хотела от него зависеть.

— Могла обратиться ко мне.

— И зависеть от тебя? Ага, разбежалась. Мне никто не нужен. И к дочери я тебя не подпущу, уж поверь — у меня влияния хватит. Я уже ей написала, что она не биологическая дочь Дейлиса, да ей и так бы сказали при оформлении наследства. Но я ей глаза на первоначального папашу тоже раскрыла. Имени, правда, не сообщала, но она не дура, ну, не полная дура, уж тут догадается. Кто ж ещё — один из контрабандистов и убийц, разыскиваемый живым или мертвым?

— Ну ты и сволочь, Элли. Должен сказать тебе спасибо — за то, что избавила меня от такого разочарования собой ещё двадцать лет назад. Жаль только, что я про дочь действительно не знал — не допустил бы её воспитание такой… гадиной. Хотя, в твоём случае это — оскорбление рептилиям. Как ни стараюсь — не могу увидеть в тебе женщину, лишь мерзость и порок. Ибо сказано в Писании: “кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя”[4]. И ты именно соблазнила НАШУ дочь, не просто втянув в свои делишки — а сделала это подло и низко, даже не обеспечив защиту…

— Ой, святоша, заканчивай свои проповеди. Не нужны мне ни они, ни твоя помощь, ни ты сам. Я всё сказала.

— Ну, это твой выбор, видит Всевышний, — Хурт встал и осенил женщину крёсным знамением, другой рукой нажимая кнопку вызова конвоира. — Господь милостив, по раскаянию нашему прощает грехи наши. И тебе, дочь моя, простит, нужно лишь искренне возжелать этого.

Вошедший охранник помог леди Дейлис подняться, когда Хурт обратился к нему.

— Сын мой, помоги закончить обряд. Раскаявшаяся должна поцеловать крест Господень, приняв прощение его. Подай ей сам — я чту законы не только Божьи, но и людские. Если нельзя пересекать силовое поле — я и не буду.

Охранник, уже не колеблясь, взял протянутое распятие и поднес к лицу заключённой. Леди Дейлис хмыкнула, но крест поцеловала, презрительно скривившись.

Хурт не двигался с места, пока Элли, которую он никогда не знал, не покинула место их последней встречи. Действительно последней. С кем бы то ни было в принципе.

Уже через несколько минут кристаллы, попавшие на губы леди Дейлис при поцелуе распятия, вступят в реакцию с препаратом, растворенном в вине для причастия. Совершенно безвредные по отдельности, соединившись вместе, они остановят сердце женщины навсегда. И бесследно растворятся в организме ещё до того, как тело остынет. Современный вариант мельничного жернова для такой, как эта женщина.

Он действительно внутренне молился о знаке, что она просто напугана и не могла всерьез ТАК говорить об их дочери. Но нет. Она в самом деле просто использовала Саманту, да и относилась к ней, как к вещи.

Она не оставила ему выбора. Заметь священник хоть каплю раскаяния — не стал бы давать целовать ей крест. Да, и компоненты бы не соединились. Но раскаянию она предпочла… то, что предпочла. Мир праху её. Ну или вечных мук по ту сторону Стикса.

Глава 26. Аукцион

Гвендолин Илдор было двадцать шесть лет, она была взрослая женщина, вдова с пятилетним ребенком, и все равно ей постоянно казалось, что ее падчерица Пенелопа старше ее как минимум на четверть века. Девушки, несмотря на совершенно разные характеры, любили друг друга как сестры. Гвен была мягче масла, а Пенелопа — острее ножа. Рядом с подругой Гвен чувствовала себя увереннее, а Пенелопа всегда бежала к Гвен плакать, потому что никто другой так не принимал ее слабости.

Именно Пенелопа «подарила» ей Домьена.

Мекроусау, 3 года назад

— Ты такая психованная, потому что у тебя мужика нет, — говорила девушка, когда Гвен плакала от усталости, сидя у постели заболевшего сына. — Сосредоточилась на ребенке, а о своем организме совсем не думаешь. А между прочим, воздержание вредно для женщины.

— Не тебе об этом судить, — буркнула покрасневшая женщина. — Ты вообще девочка еще.

— И что? Это как-то мешает мне получать разрядку? — удивилась Пенелопа. — У меня руки есть. И розовые таблетки. И всякие забавные штучки.

Гвен закрыла лицо руками — подобные разговоры смущали ее до невозможности. Она допускала мысль, что с любимым человеком секс может быть приятен — в конце концов, Гвен была натурой романтической. Вот только любить она никого не умела и не хотела. Вся ее любовь принадлежала Джемми.

Пенелопа крупно подставила ее. Пару раз в месяц по этикету девушки должны были посещать культурные мероприятия; Пенелопа вытащила мачеху в Арену, где проводились самые грандиозные на Мекроусау бои рабов. Для нежной Гвен подобное зрелище не доставляло никакого удовольствия, но в этот раз ее глаза то и дело останавливались на красивом крупном мужчине с хвостом.