«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

Видите ли, и у позднего Высоцкого есть такие песни, которые связаны с этой стихией. Условно говоря, с блатной стихией. Под словом «блатной» я не имею в виду непременно нечто, что ли, безнравственное или криминальное. Блатная стихия, на мой взгляд, во многом вообще свойственна России как таковой. Тем более, может быть, Советской России. Это какое-то ярчайшее выражение национального духа. И поэтому Высоцкий именно поэт народный. Я думаю, что, скажем, Есенин именно как народный поэт не прошел мимо этой блатной стихии. Тем более в поздний период, когда какие-то корни у народа вырваны. Скажем, крестьянские корни. Так блатная стихия как раз и является одним из сильнейших выражений национального характера, национального духа.

– То есть вы видите в этом целый жанр?

Я вижу в этом даже не жанр… Это не жанр, это – природа. Да, конечно, ранние песни Высоцкого с этим связаны, но я думаю, что и некоторые поздние… Ну, скажем, его такая песня пророческая, печально-пророческая по отношению к самому себе. Ну, скажем, вот эта – «Постою на краю…» – «Кони привередливые». Вот такой вечный риск и как бы переполнение души, и тоска, переходящая в восторг, и восторг, переходящий в тоску, – это вообще свойственно русской песне.

– В одном из интервью Высоцкий как-то сказал, что ему всегда легче всего писать о людях в крайних обстоятельствах. Канатоходцы, летчики-истребители – вот такие ситуации он выбирал. «Солдаты группы „Центр“», «Разведка боем». А об обыденном у него очень мало. Просто так, короткие юмористические зарисовки. И тем не менее и те и другие песни находили своего слушателя, они были безумно популярны, как мы это хорошо знаем. Мне бы хотелось узнать, в чем, по-вашему, состоит популярность, притягательность песен Высоцкого? Ведь его поют и зэки, и охрана, и пьянчуги, и академики, и литературные критики, и домохозяйки, и диссиденты, и гэбэшники.

Я думаю, что, хотя это слово очень затрёпано, это то, что определяется понятием «народность». Так же, как вот Есенина любят и какие-нибудь эстеты, и пьянчуги, и партийцы, и бандиты – кто угодно любит. Народность, выраженная, конечно, через поэтическую эмоцию.

Кстати, с гэбэшниками… Может быть, сейчас они любят, но у меня был такой эпизод в жизни довольно забавный. Уже к концу следствия (дело происходило в Лефортово) вдруг меня к вечеру вытащили. Я думал, что на допрос, но повели куда-то в другой кабинет. Когда меня привели, я удивился – было очень много народу, все в форме, гэбэшники. Мне сказали: «Садитесь», – и вдруг, ничего не объясняя, включили магнитофон и часа два крутили вот эти пленки. Пленки, которые, как я догадался, изъяты при обыске у меня. Сплошь песни и рассказы Высоцкого.

Я не мог сначала понять, зачем это было сделано, я просто наслаждался два часа. Забегая вперед, скажу, что это было сделано для устрашения, чтобы я согласился их ликвидировать. А дело в том, что – естественно, это от меня скрывали – моя жена требовала возврата этих пленок. Ну и поскольку не было у них такого определения, что это криминальный до конца материал, они просто думали так чисто психологически повлиять, чтобы я сказал, что давайте ликвидируем или заберите эти пленки.

Слушая, я за ними следил. Там, где я улыбался, у них не было ни одной улыбки. Ну, они хорошие актеры. Они слушали с таким мрачным, зверским выражением на лицах, и самые смешные песни не возбуждали у них никакой улыбки. Они создавали такую атмосферу – какое, дескать, безобразие, какой ужас то, что поется! А я сказал как раз: «Какие замечательные песни». Они говорят: «Но это же почти антисоветчина». Я говорю: «Почему? По-моему, эти песни надо по радио передавать. Это патриотические песни».