«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

Дорогой Булат Шалвович, а также Владимир Семеныч!
Как живется-здоровится вам в ваши светлые дни?
Ничего, помаленечку, как говорится, Бог в помощь…
Бог в помощь вам, друзья мои, (2 раза)
Бог в помощь вам!

На гитаре играем, на сцене, на писчей машинке,

Вроде врозь, а с другой стороны, вроде как в унисон.
Все пытаемся, пробуем, ловим на слух по-старинке
Глагол времен, металла звон…
Бог в помощь вам, друзья мои, (2 раза)
Бог в помощь вам!

Но мне все-таки жаль, извините, Булат, за цитату,

Что никак мы не встретились на перекрестках Москвы.
Пять минут на такси, две копеечки по автомату,
Но, увы! Я ужасно жалею. Не знаю, как вы.
Посидели бы, как бы попили, а как бы попели…

Но не вышло, не выйдет, поскольку по нашим часам

Слишком мы опоздали, приходится гнать на пределе.
Потому и не выйдет. Мне жаль, я не знаю, как вам.
Потому и спешу, и к тому все слова и мелодья,
Что я очень спешу объясниться вам в нежной любви.
Я люблю вас, Булат, я люблю вас, Володя!
Бог в помощь вам, друзья мои, (2 раза)
Бог в помощь вам, (2 раза)
Бог в помощь вам, друзья мои, (2 раза)
Бог в помощь вам! (2 раза)

Володе я отправил текст (получил ли, читал ли, сказал ли что-нибудь – неизвестно), а Булату пел, и не раз.

И «Иван-солдата» я Володе пересылал с посвящением, и моего «Недоросля», и моего «Фауста» слушал он в знаменитом кабинете Ю.П. Любимова, но оба раза ушел, не дослушав (либо не понравилось, либо недосуг было, не знаю), один только раз передали мне его доброжелательный отзыв о моих песнях, когда он отвечал на записки на одном из своих выступлений. Вот я и жалею, что не собрались мы тогда, в 78-м году.

2015

Александр МЕЖИРОВ [52] «Он был дьявольски, пронзительно умен»

О Высоцком очень трудно говорить. Он был очень не похож на тот образ, который создал в своих песнях. Он был совершенно другой человек. Я думаю, самое главное, что в нем было, – это ум. Он был дьявольски умен, пронзительно. Он был странным образом не по-современному воспитан. Он был светский человек, настоящий светский человек, когда светскость не видна, а растворена в нем. Общение с ним было радостью любому человеку. Тогда он был поразительно тактичен, необыкновенно…

Он, конечно, был мученик. Иногда он звонил довольно поздно, позже, чем обычно, абсолютно не больной, но, видимо, ощущающий, что на него находит эта болезнь. И он начинал петь по телефону, и чувствовалось, что ему неважно, кто его слушает, а важно попробовать в муках преодолеть наступающую болезнь.

Одновременно он был наивен как ребенок. Однажды Высоцкий у Слуцкого организовал встречу, очень нелегкую. Были Слуцкий, Самойлов и я. Он хотел, чтобы мы ему сказали, может ли он уйти из театра и существовать (не материально, а духовно, умственно) как поэт. Это было так трогательно и наивно, потому что он это знал вовсе не хуже, чем любой из нас, но считал, что он этого не знает. Он не притворялся, он думал, что это какое-то разграничение жанров и искусств, – он поет, а мы не поем.

Слуцкий большой поэт и одновременно странный человек – у него была нравоучительная интонация. Я помню, Слуцкий Высоцкому что-то сказал, очень дружески и с большим уважением, но поучительное, и я понял, что этот монолог надо как-то прервать. Ведь создавалась комическая ситуация – на каком основании поэт учит поэта? Но Высоцкий с непосредственностью ребенка и простодушием – при его очень сильном уме – добивался ответа на столь наивный вопрос. Но кто мог ответить ему, кроме природы и Бога?