Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть

Таким образом, можно сказать, что мы живем иначе в жизненном мире («жизненный» здесь отсылает к нам как к биологическим, органическим процессам, а выражение «жизненный мир» – к массивному межсубъектному клубку смыслов). Эта идея – о том, что человек усиливается, реорганизуется и становится чем-то иным под действием культуры, – является, как уже упоминалось в главе 2, общепринятой в биологии и когнитивной науке[151]. Например, хорошо известно, что человеческое тело изменяется, даже трансформируется под влиянием культурной жизни. Наглядный пример дает диета. Сегодня люди в среднем крупнее и сильнее, чем даже несколько сотен лет назад, не говоря уже о том, что было несколько тысяч лет назад, до появления организованного сельского хозяйства. Наши тела менялись на протяжении веков, когда новые возможности создавали условия, в которых мы могли адаптироваться к новым продуктам питания; наши биохимические процессы изменялись под воздействием новых условий нашей социальной организации. У нас есть и аллергия, и болезни (например, диабет), которые должны были быть редкими в прошлом, и вызываются они такими фактами, как то, что мы пьем, курим, ведем более сидячий образ жизни по сравнению с нашими предками.

Или задумайтесь, что люди обитают почти всюду на земном шаре, даже несмотря на нашу относительно слабую адаптированность ко многим средам, в которых мы в настоящий момент прекрасно себя чувствуем. Наш вид биологически процветает и, более того, доминирует благодаря тому, как мы организованы социально – например, благодаря тому, что коллективно мы можем сделать больше, чем каждый из нас – в одиночку[152]. Это биокультурный феномен, и он указывает на то, что мы культурны по своей природе, или на то, что наша биология переплетена с нашей культурой.

Но, как я уже подчеркивал, мое внимание в этой книге сосредоточено на другом, более радикальном виде переплетения. Эти стандартные примеры взаимодействия культуры и биологии не касаются того факта, что сама биология имеет человеческое лицо и представляет для нас проблему. Мы организмы; мы – таково наше животное состояние – организованы на уровне клеток и организма. С этой точки зрения (нашей точки зрения) культура сама по себе является просто количественным увеличением организации, контроля, привычек; это просто изменение предзаданной среды или ландшафта, к которым мы должны приспосабливаться и по отношению к которым мы можем приспособиться. Но это не все, чем мы являемся. Также люди сопротивляются привычке и контролю. И мы в какой-то степени меняемся, борясь с налагаемыми на нас ограничениями. Этот процесс работает в нашей жизни, когда мы танцуем, говорим, воспринимаем.

Лучше понять, как проявляется здесь это явление в связи с биологией и мирским телом, мы можем, обратившись к одному примеру – знакомой и важной теме гендера и его связи с полом.

Пол – я имею в виду привычные, физические сопутствующие ему факторы – для нас важен; это то, что буквально волнует нас и организует нас, начиная с месячных гормональных циклов, моделей сексуального возбуждения, волос и мускулатуры, гениталий. Пол и все сопутствующие ему процессы – это принципы организации, которые одновременно конституируют нас и – и это крайне важно – создают для нас проблемы, по меткому выражению Батлер[153]. Секс – это то, с чем мы должны справляться, как мы должны справляться с речью, видением и танцами (это мы уже рассматривали).

Гендер со всеми его процессами, предполагаю, принадлежит к половому репертуару, то есть к нашим знакомым и в этом смысле установленным способам справляться с сексом; гендер – это наш способ заниматься сексом. Как мы создаем письменность и записываем себя, чтобы управлять своим бытием как бытием существ говорящих, так мы создаем модели себя как существ сексуированных и думаем о себе в связи с этими моделями, чтобы управлять своим сексуальным бытием. Вот что такое гендер. Гендер отличается от пола. Но гендер – это признание и (часто тревожная) реакция на секс. Гендеры – это модели сексуальных «Я», которые мы создаем и тем самым воплощаем, чтобы справляться с ситуацией. Но это еще не все. Гендерные нормы, как их еще называют, – это сценарии или шаблоны того, как быть; это, можно сказать, партитуры. Мы исполняем эти партитуры. Гендер активируется (или, по выражению Батлера, перформируется). То есть мы активируем тело или личность определенного гендера и становимся ими (точно так же, как мы активируем себя в качестве танцоров, ораторов и т. д.).

Крайне важно, что факты нашей гендерной жизни не «сводятся» и не «утопают» в фактах пола (например, менструации, беременности, волосах на теле, размере тела, гениталиях). Но они также не освобождаются от них[154]. Факты нашей гендерной жизни в то же время имеют полное отношение к этим фактам, поскольку гендер – это то, что мы делаем сознательно перед их лицом.