Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть

Я бы предложил следующий ответ: истинный предмет Фреге, основание его исследования – это то, как мы организуемся (в соответствующей области), то есть общие привычки думать и говорить о числах, которые предварительно нас организуют; открытие Фреге касается организации и структуры наших привычек думать и говорить, и в этой области оно касается всего, что мы делаем с соответствующими нормами. Фреге приглашает нас поразмышлять и понять, как и почему мы говорим так, как говорим; сделать это он предлагает нам изнутри самой деятельности мышления о разговоре. Его цель – область, в которой мы живем и действуем, так сказать, наивно и уверенно; он приглашает нас изнутри поразмышлять о тех принципах, причинах, идеях, чувствах и подобном, что движут нами.

Я пытаюсь убедить вас, что работа Фреге, как и вся важная философская работа, является, как мы теперь можем понять, в прямом смысле эстетической, в моем понимании этого термина. Поле его эстетического интереса – практическая структура. Он работает над тем, чтобы придать нам внешний вид, «ясное представление» о нас самих в той мере, в какой мы встроены внутрь и являемся носителями ряда привычек, навыков, установок и убеждений, которыми оказываемся обременены заранее. Не может быть никакого независимого от деятельности или позиции способа определения этих явлений, поскольку они задают не что иное, как наши предварительные склонности. Фреге предлагает нам новый способ понимания или позиционирования себя по отношению к практической структуре, в которой мы уже пребываем.

Фреге, как и Витгенштейн, и Сократ, начинает с того, с чего всегда начинается искусство, а именно с того, как мы оказываемся организованы, с наших привычек в той или иной сфере жизни. Не потому, что искусство обязательно касается чего-то из этого, а потому, что именно это – способы того, как мы оказываемся склонны делать и творить, действовать, говорить, думать и видеть, – и дает сырье для искусства. Вспомните предыдущие примеры.

Живопись. Люди создают изображения; они используют изображения. Мы делаем это на протяжении тысячелетий, так же как на протяжении тысячелетий мы говорим, думаем и танцуем. Мы являемся участниками основанной на изображениях экономики обмена. Изображения – это инструменты демонстрирования, технология отображения. Мы используем их с самыми разными целями. Например, чтобы показать что-то, что хотим продать, чтобы зафиксировать случившееся и так далее. Важно отметить, что художники, создающие картины, не просто участвуют в этой экономике демонстрирования и отображения. Они не просто занимаются этим, как я его называю, шоу-бизнесом[211]. На самом деле они не вообще не создают изображения, они делают искусство из изображений, то есть из того факта, что мы организованы изображениями, что изображения занимают в нашей жизни место, организующее само бытие. Живопись как искусство выставляет все это напоказ и делает это так, что наконец дает нам очередные источники для создания новых видов изображений и для новых размышлений о месте изображений в нашей жизни. Живопись начинает с привычек, со способов, которыми мы оказываемся организованы посредством изображений, а затем реорганизует нас.

Хореография. Люди танцуют. Танцы – это организованная деятельность. Это деятельность, основанная на привычках. Однако хореография, искусство танца – это не просто «больше танцев». Хореография выводит танец на сцену. Она выводит на сцену тот факт, что мы танцоры, что мы организованы танцами. Она выводит на сцену нас. Она дает репрезентацию того, как мы танцуем. Лучше думать о ней как о записи себя или как о введении наглядной репрезентации, как о новой партитуре (например, о понятийном письме). И эта саморепрезентация меняет нас, поскольку дает новые средства для размышления о том, что мы делаем, когда танцуем, и, наконец, новые способы танцевать. В мире, где существует хореография, вы танцуете иначе. Хореография замыкается на танец, репрезентацией которого является, и меняет его.

Философская работа вроде той, которой занимался Фреге, является эстетической в той же мере, что и хореография и живопись. Это исследование нашей организации, нашего предварительного пребывания в системе привычек и навыков, действий и тенденций. Эстетический опыт есть взаимодействие со всем этим изнутри. Эстетическая работа хрупка и продуктивна прежде всего потому, что это работа по реорганизации себя. И именно в этом кроется источник ее промежуточного – ни полностью объективного, ни полностью субъективного – характера.

Парадокс Вико/Дрейфуса

Эту книгу, которая и есть Я, я писал не больше, чем читал.

Делмор Шварц