Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть

Таким образом, эстетическая работа нас меняет. Я думаю, что-то подобное она делает и на более крупных временных отрезках. Для примера могу вспомнить, как впервые услышал песню Never Mind the Bollocks группы Sex Pistols. Я был, наверное, в восьмом классе и находился в школьной библиотеке. Мой друг Майкл Астор принес пластинку, и мы прослушали ее вместе в кабинке. Помню, я подумал, что это шутка. Остроумная, но все же шутка. То, что я услышал, не было музыкой в том смысле, в котором музыкой для меня были Led Zeppelin, Rolling Stones, Дайана Росс, Малер и Бетховен. Что действительно замечательно, так это то, что сейчас, сегодня, не только для моих ушей, но и для музыкальной культуры в целом Sex Pistols звучат почти как классика: они идеально вписываются в линию музыкальной преемственности и имеют ясных предшественников, заимствования и очевидное влияние на то, что было после них. Сегодня бывает трудно даже осознать, насколько их песни казались тогда полностью выходящими за рамки известного.

Таким образом, у эстетической реакции есть своя история[201]. Какими бы источниками ценности ни обладало искусство, один из них – то, что оно дает повод для эстетической работы, а эстетическая работа меняет нас. Эти перемены в нас, в свою очередь, заставляют художников создавать новые работы. И так далее. Искусство меняет нас, что побуждает искусство меняться, а это, в свою очередь, меняет нас еще больше и так далее. Получается, что история у нас есть, по крайней мере отчасти, благодаря тому, что существует история искусства.

Вернемся к примеру с галереей: он также напоминает, что требования искусства к нам не фиксированы, причем в двух различных смыслах.

Во-первых, как мы уже заметили, они не фиксируются во время первой встречи; другими словами, первоначальная реакция на увиденное, услышанное или встреченное – это не более чем (в лучшем случае) возможность для эстетической работы, то есть для вдумчивого наблюдения и вопрошания, которые в дальнейшем изменят наши реакции. Эстетическая работа – которая включает необходимость смотреть, спорить, чувствовать, критиковать, разговаривать – всегда способна изменить наше представление о том, что правильно или чего требует работа. Наши первоначальные реакции – это отправные точки, а не выводы. Это верно для нашего восприятия не только произведений искусства, но и эстетических вопросов из других областей. Например, садовник или декоратор могут дать мне возможность по-новому увидеть сад или дом.

Во-вторых, как мы уже увидели, требования искусства могут меняться в рамках больших временных периодов (жизнь человека, существование сообщества, более широкая история культуры и т. д.).

Стоит отметить, что именно эта базовая, нефиксированная природа эстетического ответа, или опыта, является основной причиной того, что эмпирические подходы к эстетике в целом столь провальны[202]. Интересующиеся искусством психологи и неврологи считают, что эстетический ответ – это фиксированная точка данных, и пытаются понять ее причины и условия. Почему людям нравится x? Или почему людям не нравится y? Или что происходит в нас или с нами, когда возникает эстетический опыт? Но то, что людям нравится, и то, почему им это нравится, и то, что образует нашу эстетическую оценку, изменяется посредством интереса; изменяется посредством рефлексии, разговора, критики, а также посредством исторического культурного аналога этих вещей, то есть совместной практики размышления, обсуждения и оценки произведений искусства или других эстетических проблем и дилемм, а также посредством образования.

Дело не только в том, что то, что нам нравится, сдвигается и меняется. Дело, скорее, в том, что, как мы уже говорили выше, эстетический ответ разворачивается в обстановке вовлеченного размышления и разговора, активного созерцания – в обстановке критики. И сама критика – вовлечение в требования искусства, в задачу поиска слов, необходимых для того, чтобы высказать то, что мы видим, и сформулировать наш эстетический ответ, является подлинно творческой. Ее мы тоже не можем понять на уровне мозга. Она куда ближе к дружбе, образованию, культуре и так далее. Мы создаем эстетический опыт. Он не возникает в нас сам по себе.

Это утверждение не теряет истинности, когда в качестве примера мы берем более простые, базовые ответы, например наши ответы на телесные ощущения, вкусы и так далее. Кошка меня царапает. Тату-мастер режет меня инструментами. Даже если мы предположим, что эти события совершенно одинаковы по сенсорной природе, их эстетическое значение не зависит от этих сенсорных качеств и не фиксируется раз и навсегда, так сказать, телесным феноменом.

Итак, повторюсь: критика – активный взгляд, размышления и разговоры об искусстве или других областях, простое описание – продуктивна.

Теперь я перехожу ко второй особенности критики, которая одновременно и важнее всего, и, как мне кажется, плохо изучена. Действительно, раньше у нее даже не было названия. Критика, или эстетическая работа, хрупка.