Всё ради любви

Лорен стало больно как от пощечины. Даже сейчас, в этот ужасный день, ее мать думает только о себе! Лорен медленно поднялась.

— Я не стала делать это, — тихо произнесла она, с трудом сдерживая слезы.

Мать подняла голову. Под ее покрасневшими глазами были темные разводы от размазавшейся туши.

— Что? — Ей потребовалась минута, чтобы осознать значение того, что сказала Лорен. — Ты шутишь!

— Я не шучу. — Лорен изо всех сил старалась сохранять присутствие духа, но у нее это плохо получалось. Ей очень хотелось, чтобы мама распахнула объятия, прижала ее к себе и сказала: «Все в порядке, детка», однако она знала, что надеяться на это — полное безумие. — Я не смогла. И платить за свои ошибки должна я, а не… — Она перевела взгляд на свой живот.

— Ребенок, — холодно договорила за нее мать. — Ты даже не можешь произнести это слово вслух.

Лорен вдруг схватилась за голову:

— Мне страшно, мама. Я думала…

— А тебе и должно быть страшно. Посмотри на меня. Оглянись вокруг. — Она встала и обвела рукой комнату. — Ты такой жизни хочешь? Ради этого ты училась как проклятая? Ты понимаешь, что тебе придется пропустить этот год и не поступать в университет? А если ты сейчас не поступишь, то не поступишь никогда. — Она взяла Лорен за плечи и сильно тряхнула ее. — Ты станешь такой же, как я. И вся твоя усердная учеба пойдет прахом. Ты этого хочешь? Этого?

Лорен вырвалась из ее рук и попятилась.

— Нет, — еле слышно произнесла она.

Мать тяжело вздохнула.

— Если ты не смогла сделать аборт, как, скажи на милость, ты сможешь отдать ребенка на усыновление? А если ты оставишь его, как ты со всем справишься? Завтра же езжай в больницу. На этот раз я поеду с тобой. Не лишай себя шанса в этой жизни. — К концу речи весь гнев, владевший ею, выдохся. Она с нежностью убрала с лица дочери прядь и заправила ее за ухо.

Лорен резко отстранилась — эта ласка для нее была хуже материнских криков.

— Не могу.

Мать смотрела на нее сквозь навернувшиеся на глаза слезы.

— Ты разбиваешь мне сердце.

— Не говори так.

— А что еще я могу сказать? Ты приняла решение. Замечательно. Я устала. — Она потянулась за своей сумкой. — Мне надо выпить.

— Не уходи, пожалуйста.

Мать пошла к двери. На полпути она обернулась.

Лорен не двигалась с места и плакала. Ей было безумно горько оттого, что она понимала: никакие мольбы, обращенные к матери, никогда не будут услышаны, дочь не дождется материнского сочувствия и помощи, ей придется одной решать свалившиеся на нее проблемы.

Постояв секунду, мать произнесла:

— Что ж, мне жаль, — и вышла, хлопнув дверью.

Полночи Лорен промучилась бессонницей, а утром ее разбудила музыка, доносившаяся через стену от соседей. Это был диск Брюса Спрингстина.

Она медленно села и протерла опухшие от слез глаза. Очевидно, выставка, о которой говорила мать, перетекла в ночной разгул. Что ж, это и неудивительно. Когда твоя семнадцатилетняя дочь своими руками губит свою жизнь, тебе ничего не остается, как веселиться.

Лорен выбралась из постели и побрела в ванную. Она довольно долго стояла под горячим душем, а потом, встав на брошенное на пол полотенце, принялась изучать в зеркале свое тело. Ее грудь увеличилась, это точно. Кажется, и соски тоже, хотя уверенности в этом нет. Она повернулась к зеркалу сначала одним боком, затем другим. Живот еще плоский. Ничто не указывает на то, что в нем растет маленький человечек.

Лорен завернулась в полотенце и вернулась в спальню. Застелив кровать, она надела школьную форму — красный свитер под горло, клетчатую юбку, белые колготки и черные туфли без каблука, — выключила в комнате свет и вышла в коридор.

Когда она проходила мимо гостиной, то с удивлением, приглядевшись, заметила, что в пепельницах на журнальном столике не было гор окурков. Она заглянула на кухню — и там никаких окурков и нет привычной батареи пустых бутылок. А еще из гостиной с дивана исчез старый туркменский ковер.

Исчез?

Не может быть! Мама вряд ли решилась бы…

В этот момент Лорен услышала на улице характерный приглушенный рык, который нельзя было ни с чем спутать, — это заработал двигатель «харли-дэвидсона». Она подскочила к окну и раздвинула шторы.

Там, внизу, она увидела мать, сидевшую на мотоцикле позади Джейка. Мать смотрела наверх, на Лорен.

Девочка прижала руки к стеклу.

— Нет!

Медленно, будто через силу подняв руку, мать помахала ей.

Мотоцикл с рычанием сорвался с места и скрылся за углом. А Лорен все не отходила от окна, глядя на пустую улицу, и в тщетной надежде ждала, что мать вернется. В конце концов она отвернулась от окна и тут увидела записку на журнальном столике.

Она взяла ее и прочитала. То, что до этой минуты было всего лишь предположением, стало реальностью.

В записке было только одно слово, написанное синими чернилами:

«Прости».

Вот так, в одном-единственном слове, выразились отношения матери и дочери. А за стеной хрипел голос Брюса Спрингстина: «Детка, мы рождены, чтобы бежать…»

21

Энджи в третий раз набрала номер Лорен.

— Не отвечает? — спросила Мария, выходя из кухни.