Всё сложно

Началась совсем другая жизнь, полная дел, забот, друзей, которые вдруг стали намного активнее нас всюду звать. Жоффруа был уверен, что это оттого, что все они непременно захотят приезжать к нам во Францию, чтобы сэкономить на гостинице. Я же думала, что это оттого, что люди всегда больше ценят того, кто скоро станет далеким и недоступным. К тому же мне казалось, что новый поворот в моей судьбе делает меня более интересной и привлекательной.

А еще мне захотелось перед отъездом отпраздновать свадьбу. Для меня это была возможность заодно повидаться со всеми. Свадьба получилась именно такая, как мне хотелось: милый светский прием в модном тель-авивском ресторане с садиком. У нас даже была хупа с приятельницей-раввиншей. Родители подарили нам 20 тысяч шекелей, хотя мама успела заявить следующее:

– Боря не сможет прийти, у него выступление в хоре.

– Ну ладно, хотя странно, конечно, я же не каждый день замуж выхожу.

– Что ты хочешь? У людей есть дела и поважнее, чем твой маскарад. Я вообще не понимаю, зачем нужен этот цирк.

Такие они, мои родители – помогут делом или деньгами, но и прокомментируют это так, что хочется от любой помощи отказаться.

Для переезда нам требовалось немало бумаг: нужно было оформить трех кошек и собаку; сделать паспорт Роми и обновить собственные паспорта; подтвердить наш брак во французском посольстве, продать машину и мебель, пересдать квартиру… И при этом продолжать работать. Из всего списка Жоффруа занимался только подтверждением брака. Во всем остальном он был просто статистом, но он поддерживал меня в минуты, когда я начинала задыхаться в панической атаке, когда думала, что я полный ноль и никогда не справлюсь с работой. А это много значило для меня. Иногда нужно, чтобы просто кто-то по-доброму на тебя смотрел.

Красные лампочки

Как-то утром я села за компьютер, но браузер почему-то был закрыт – а я его обычно не закрываю. Я открыла браузер и сделала restore, чтобы вернуть на экран все вчерашние окна. И тут я увидела, что в гугл-переводчике находится кусок моей фейсбучной переписки с приятелем, и текст этот переведен на французский. Я сразу же позвонила Жоффруа и спросила, что это за фигня. Он начал очень старательно врать, что он тут ни при чем.

– А кто тогда? Собака Мишка?

– Я клянусь, это не я. Я не знаю, о чем ты говоришь.

– За дуру меня не держи, пожалуйста.

– Я клянусь тебе, что не знаю, о чем ты говоришь. Прости, пожалуйста, мне надо работать.

Мне стало мерзко. Ведь я не раз говорила подругам, что, однажды обнаружив, что партнер читает вашу личную переписку, роется в вашем телефоне или карманах, можно «складывать тапочки», как говорил один мой приятель. А Жоффруа не просто забрался в мои сообщения, но еще и врет. Однако оказалось, что говорить легко, а принять решение и осуществить его совсем не просто, особенно когда все уже так закрутилось. Вдруг человек просто оступился? Я решила подумать об этом позже, хотя мне было ясно, что, как это ни грустно, но думать тут не о чем. Несколько дней я ничего об этом не говорила, но трудно было не заметить, что меня что-то сильно напрягает. И разговор возник.

– Скажи, это сломало наши отношения? – Жоффруа словно искал повод все сломать, а может, и безумно боялся этого.

– Ну уж точно не украсило.

– Но я только хотел узнать, что происходит. Ты такая потерянная в последние дни…

– И вот так ты решил узнать? Послушай, если у тебя проблемы с беспочвенной ревностью, то я не смогу с тобой жить, так не пойдет. Справляйся с этим сам.

Я обсудила ситуацию с Нинель – она не сомневалась, что в мою переписку забирался именно Жоффруа. По ее мнению, такой поступок не был хорошим знаком, но и не факт, что катастрофическим. Впрочем, у Нинель не было особой возможности вникать в мои проблемы – она и сама была вся на нервах. Вот уже несколько месяцев она искала работу после того, как фирма, где она трудилась, закрылась. Бедняга Нинель совершенно не верила в себя, хотя обладала множеством прекрасных деловых качеств и великолепным английским. Я старалась поддержать ее, но она часто сердилась. Я говорила ей, что никакой беды не случилось – ее не уволили, а просто фирма закрылась, что она вне опасности: у нее есть пособие по безработице и компенсация, у нее есть две квартиры. Но она воспринимала это так, будто я пренебрегаю ее страхами и проблемами.

Дафна и Сиван грустили оттого, что мы уезжаем, и сами решили переехать в деревню поближе к кибуцу, где жили их давние друзья. Дафна была в депрессии, она была совершенно одна, и все чаще я спрашивала ее, почему она не вернется в Чили к родственникам. Дафна происходила из достаточно обеспеченной семьи, но ее тяготили отношения с родителями – они были властными и бесконечно вмешивались в ее жизнь и в воспитание дочери.