Всё сложно

– Да ладно, пусть будет, ну вот, может, Юля будет читать?

Я никогда не любила дешевое чтиво, и, знаете, возможно, папа имел в виду, что я еще маленькая и мне могут понравиться книжки про королей и принцесс, так же, как они нравились в детстве моей сестре. Но мне всю жизнь казалось, что это потому, что они меня считают глупой мещаночкой. И сейчас, когда я представляю себе темное зимнее утро в Киеве, торопящуюся маму и маленькую девочку, которая тормозит весь процесс сборов заявками «я это не надену», я понимаю, что у нее могло возникнуть неприятие меня, и она так никогда и не смогла не только перешагнуть его, но и просто осознать.

Так вот, делая вид, что мне не стыдно за оборванский чемодан и непрезентабельный вид, я заселилась – к моему удивлению, у нас с Карин был один номер на двоих – и пошла обедать в ближайший ресторан. Это было блаженство – обедать одной в отличном европейском ресторане. Вскоре пришла Карин, нам нужно было вернуться в номер и отрепетировать нашу встречу с клиентами. Карин совсем не хотелось этим заниматься.

– Да ну, лень… позже.

– Пойдем, я волнуюсь. А потом пойдем в кофешоп и накуримся.

– Ну ладно, давай.

В номере я стала вслух читать по-английски свою часть.

– Что-то ты так бормочешь тихо… ничего не слышно. Ой, ты меня пугаешь. Ты точно знаешь свою часть?

Я набрала в легкие воздуха и начала с начала с упавшим куда-то в живот сердцем. Но если я уж что знала, то знала. Я более бодро прочла вслух все объяснение и спросила:

– Ну как по-твоему?

– Отлично.

И мы пошли гулять. Мы не стали заходить в первый попавшийся кофешоп, зашли во второй и там уже накурились так, что весь остальной день поплыл, видоизменяясь и растягиваясь. Что-то казалось нам очень смешным. Например, за соседним столиком сидели юноша, почти подросток, и солидный господин лет пятидесяти. Они, как и все посетители, курили и оживленно беседовали.

– Смотри, какие милые эти голландцы! Папа с сыном ходят вместе в кофешоп покурить травы.

Но потом «папа» встал и направился в туалет, а когда он оттуда выходил, то в ширинке у него застрял член, он стал нервно его оттуда освобождать прямо перед носом у офигевшей Карин. При ближайшем рассмотрении и «папа», и «сын» оказались какими-то олигофренами. Мы здорово накурились, и эта дурацкая история насмешила нас до слез. Проторчав еще некоторое время в кофешопе, мы вышли на улицу и уселись на берегу какого-то канала. Сколько ни ездила я в Амстердам, всегда все вечера заканчиваются тем, что я пялюсь в канал. Пока мы сидели на берегу, я рассказала Карин о сцене с Жоффруа перед моим отъездом, и про машину, и переведенное сообщение.

– Он точно не патологический ревнивец? Ты знаешь, Гай всегда был очень ревнивым совершенно без повода. Каждый раз придумывал, к чему бы прицепиться, всегда говорил, что на работе точно кто-то хочет меня трахнуть. И с самого начала наших отношений это безумие только усиливалось.

– Да, это точно качество, с которым невозможно жить. Но мы уже полтора года живем вместе, и ничего подобного не было.

– Мой отец говорил, что надо ровно полтора года прожить вместе, чтобы все человеческие качества себя проявили.

Потом мы переключились на работу и как вообще все будет, и вдруг я сказала Карин:

– Я хочу, чтобы ты знала, я очень благодарна тебе за то, что ты делаешь для меня. И еще я хочу, чтобы ты знала: как бы там ни получилось с работой, я всегда буду твоей подругой.

– Хорошо, дорогая, я знаю.

Мы встали рано и, толкаясь перед зеркалом, быстро оделись и пошли на заседание. Встреча была длинной и нудной, в какой-то момент мне нужно было представить свою часть, все прошло гладко, а дальше мой мозг стал потихоньку сворачиваться в трубочку от скуки и ни за что не был согласен воспринимать эту техническую муть, как дети, которые отворачивают голову, потому что категорически не согласны взять в рот ложку с манной кашей.

Во время встречи мне стал названивать Жоффруа, я, естественно, не отвечала, но он звонил снова и снова. В конце концов я стала волноваться, что что-то случилось и вышла с телефоном в коридор. Оказалось, что он звонил без причины, ничего не случилось. Когда встреча закончилась, Карин спросила меня, кто звонил. Я сказала, что Жоффруа и что без причины.

– Ревнивец, – сказала она.

Потом она побежала на поезд, а я осталась в Амстердаме, мой самолет улетал утром. Вечер в одиночку в Амстердаме – это мечта. Я, конечно, не стала курить или шляться по барам, а просто поужинала в ресторане, прошлась по городу, купила себе коробочку черники и пошла в отель. Можно было наконец отдохнуть.

Потом я вернулась домой, и жизнь продолжала нестись, набирая обороты, отъезд приближался, квартира пустела. Друзья хотели видеться все чаще, я уже была на последнем издыхании от усталости и напряжения. Жоффруа продолжал выкидывать всякие номера. Например, в одно пятничное утро я вспомнила, что выбила ему компенсацию с работы, они, конечно, ничего такого платить не собирались. Вспомнив, я позвонила туда, и мне ответили:

– Пусть Жоффруа подскочит прямо сейчас и заберет чек.