Всё сложно

Знаете, как чувствует себя человек, который действительно стал жертвой кого-то или чего-то, а его обвиняют в том, что он «изображает жертву»? У него едет крыша. Вот как. Он правда начинает думать, что в чем-то виноват, и не может избавиться от этого чувства. Я замечала, что слышу за спиной издевательские голоса Карин или Жоффруа, исполняя самые простые функции вроде загрузки тарелок в посудомойку. Даже в такие моменты, например, Жоффруа подскакивал ко мне и говорил:

– Ну что ты делаешь?! Ты не можешь даже посуду в машину загрузить!

Я ему отвечала, конечно, но такие вещи потихоньку вгрызаются в мозг, как термиты в дерево, и выгрызают из него уверенность, силу и радость жизни. Ты сама себя перестаешь узнавать. Все, в чем ты считала себя сильной, вдруг оказывается неправдой. В какой-то момент ты чувствуешь, что не знаешь и не умеешь абсолютно ничего, и даже то, что раньше любила и умела делать, вдруг перестает получаться. Все реально валится из рук. Когда Гай предложил мне пожить у него четыре дня, я первым делом позвонила своему психологу Вере и спросила совета, как мне себя вести, чтобы он не выгнал меня, не перестал дружить и не возненавидел. Я уже не сомневалась, что иначе ко мне относиться не сможет никто. А я ведь всегда считала себя гением общения и человеком, способным подружиться даже с камнем.

Передышка в Израиле и возвращение во Францию

Буквально на следующий день после возвращения домой мы улетали в Израиль. Перед отъездом мы зашли в торговый центр, и я купила себе копеечных летних шмоток в «Манго». Раньше я никогда не покупала одежду в таких магазинах, считая ее слишком массовой и неинтересной, но в последние годы даже белые джинсы и голубые летние блузки из «Манго» стали казаться мне роскошью, особенно если учесть, что пришлось выплатить довольно большую сумму Карин.

Мы с Роми весело собирали чемоданы, хотя я все еще чувствовала себя измученной, запуганной и опустошенной. Мне было стыдно ехать в Израиль без копейки денег, ведь я вроде бы уезжала за материальными благами, а где же они – эти самые блага? И вообще все худшие прогнозы моей мамы не просто сбылись, а даже хуже того. Того, что случилось с Жоффруа, не предполагала даже моя мама. Но я старалась не прогонять в своей голове все эти штампы о людях, которые возвращаются в родную деревню поджав хвост. Или о тех, кто, наоборот, ни за что не согласен вернуться и опозориться, пока не добьются успеха. Мне было плевать на все мнения, мне нужны были только тепло и поддержка близких людей, мне хотелось весело болтать с подругами на родном языке и рассказывать друзьям обо всем том безумии, в которое я попала в последнее время.

На этот раз долетели мы благополучно, нам были рады, и я чувствовала себя победительницей, хотя было ясно, что главный бой еще впереди и победить в нем у меня нет шансов. В ходе одной из наших бессчетных бесед с Нинель мы одновременно пришли к одному и тому же выводу: чтобы быть счастливой во Франции, мне нужно избавиться от них обоих.

Имелись в виду Жоффруа и Карин – люди, которых я считала близкими, а они оказались оборотнями, как в ужастиках. Так вот Карин все еще была там, и возможности избавиться от нее и сохранить работу не было и не предвиделось.

Апрель – самый лучший месяц в Израиле: еще не жарко, погода отличная, можно даже сходить на пляж. Повсюду пахнет цветущими цитрусовыми деревьями. Все две недели в Израиле я моталась от одной тусовки к другой, я встречалась с целыми компаниями подруг или с некоторыми друзьями по отдельности в кафешке у моря. Я проводила время с родителями и с Роми, мы даже съездили на выходные на север Израиля, пожили в кибуце. Погуляли по белым меловым пещерам Рош Аникра, полюбовались на синие волны, бьющиеся о белые как снег скалы. В последний раз я была здесь, когда мне было девятнадцать лет. Мы бродили по старому арабскому рынку в Акко и катались на прогулочном моторном катерке по бирюзовому морю. Роми стояла на самом носу и, когда лодка подпрыгивала, – хохотала от счастья. Восточная экзотика мне очень нравилась – теперь, когда я чувствовала себя туристкой и знала, что скоро вернусь в свою французскую деревушку.

Родители, казалось, были немного смущены тем, что мы вместе проводим время, обычно они ездят в такие места со своими друзьями, и им было странно и непривычно со мной и Роми. Дело в том, что поездку эту предложила я, и поехать должны были моя сестра с мужем, но они оба заболели и не смогли. Мама все время давала понять, что не понимает, зачем это вообще нужно, и, не удержавшись, начала со мной ссориться. Мы говорили о том, что за такие деньги, какие мы заплатили, сервис и комнаты в кибуце отвратительные. То самое классическое для Израиля несоответствие цены и качества.

– Это потому, что у израильтян слишком много денег. Люди стали просто слишком богатыми.

– Мам, ну что ты такое говоришь? – не выдержала я.

– Ты уехала, так молчи. Я тебе не позволю хаять Израиль! Дай бог, чтобы ты стоила Франции меньше, чем Израилю.