Всё сложно

Стоять три часа в очереди под стеночкой, когда тошнит от антидепрессантов и зарубает паническая атака – удовольствие ниже среднего. В этот день я попросилась ночевать к Гаю, чтобы мне встать очень рано и уйти, а Роми пойти в школу вместе с его детьми. Я встала на рассвете, оделась потеплее – хоть на улице было лето, ночью было прохладно. Я припарковалась у черта на рогах, хотя потом обнаружила, что в шесть утра проблем с парковкой нет.

Под серым мрачным зданием префектуры уже стояло много народу, очередь была метров на 60. Люди вели какой-то список и были очень вежливы и корректны. Большинство составляли мужчины – в основном арабы и африканцы. Надо бы поставить в эту очередь моих русскоязычных знакомых израильтян и не только. Русскоязычные по всему свету почему-то позволяют себе говорить об африканцах и арабах, не стесняясь в выражениях. Они совершенно спокойно называют их черножопыми, ленивыми обезьянами и все в таком духе, хотя себя они не называют «жидовскими мордами» или «вонючими русскими свиньями». Кроме того, они совершенно уверены, что имеют намного больше прав на проживание в Европе или в Штатах, чем «все эти черножопые обезьяны». Так вот, не мешало бы им увидеть, как эти люди, совершенно без всяких представителей власти поблизости, соблюдают идеальный порядок в очереди и предельно вежливы друг к другу. А ведь мужчины могли бы оттеснить женщин в сторону, например, да и вообще устроить любой беспредел.

Наконец мы зашли в здание, и там уже можно было ждать сидя на стульчике. В результате мне не хватило одной из бумажек, и нужно было принести оригинальное удостоверение личности Жоффруа. Я была уверена, что он мне его не даст, и стала жутко паниковать. Но, к моему удивлению, он не поленился принести мне документ на вокзал Сен-Лазар, в другой конец города. Со второго раза у меня получилось пройти этот кошмар, и я почувствовала себя спокойнее. И вот настал день, когда на работе мне должны были предъявить все претензии. Это было похоже на казнь. Мы зашли в кабинет, со мной был парнишка-венесуэлец, которого недавно выбрали в профсоюз. Он должен был представлять мои интересы, но по факту не очень-то он их представлял. Мари и Педро стали говорить, какой я была никчемной, что мои проекты велись сами собой, и клиент, с которым я работала, с самого начала постоянно на меня жаловался. Я возразила, что мы очень хорошо сотрудничали с этим клиентом, но они ответили:

– Людям просто неудобно высказывать претензии напрямую. Я лично видела эти мейлы, там все написано.

Убедить меня в том, что я полный ноль и дерьмо, никому и никогда не составляло труда. Я была так подавлена и мне было так стыдно, что я даже забыла сказать про постоянные оскорбления Карин. Когда я наконец смогла ввернуть про это хоть слово, они мне заявили:

– Нас совершенно не касаются твои личные отношения с Карин.

– Но, может быть, они касаются суда, я уверена, что в соответствии с французским законодательством начальник не имеет права так обращаться с подчиненным.

Услышав про суд, они совсем разозлились. Мне сказали, что я скоро получу письмо об увольнении и после этого могу больше не приходить в офис. На этом мы разошлись.

Когда мы вышли из здания, Кристиан (молодой венесуэлец) сказал мне:

– Слушай, они тебе точно не дадут ничего, кроме этих трех месяцев. Если тебе еще придется ходить в офис, это тебя убьет.

– Еще посмотрим, – ответила я то ли ему, то ли самой себе.

Финал, который на самом деле совсем не финал

По дороге домой в жарком вагоне поезда я звонила адвокату. Адвокат хотел еще денег. Было ощущение, что меня окружили со всех сторон. Казалось, что надо проскочить какое-то игольное ушко эволюции, чтобы остаться сейчас во Франции. Фактически у меня не было на это никаких законных оснований – сюда я приехала с мужем-французом, потому что получила здесь работу, а теперь ни того ни другого у меня не было.

Хотела ли я во что бы то ни стало жить во Франции? Вариант возвращения в Израиль не был таким уж страшным, ведь я – не беженец из Судана. Но его было не так легко воплотить в жизнь чисто технически. Возникала масса вопросов. Где жить? Где работать? Как переехать? Да и что там будет? Я ведь уже знаю. Да, мне хотелось остаться, если получится. Остаться и вернуться, если захочу сама.

Когда мне выдали временный вид на жительство, я собралась с силами и серьезно поговорила с Мари. Я объяснила ей, что я во Франции одна с дочкой, что в Израиле я все продала и мне очень нужны деньги либо на возвращение, либо на попытку найти новую работу здесь. И она сказала, что выбьет мне увеличенную компенсацию. К тому же в офис можно было больше не ходить.