Всё-таки живые (СИ)

— Хозяин установил в меня тепловизор, — насколько помню технологии восьмидесятых, такое уже существует. — Температура твоего тела — тридцать два градуса и две десятых по Цельсию. Рекомендован осмотр паталогоанатома, — иногда даже в критических ситуациях сложно удержаться от сарказма, хотя такая температура для землянина не смертельна, при тридцати двух градусах лишь вполовину падают все процессы обмена веществ.

— А как ты передвигаешься?

— В меня встроен двигатель на электробатареях, — это уже почти враньё, но правду озвучивать нельзя как минимум до двадцать третьего века. А аккумуляторы во мне действительно есть.

— А из чего корпус?

— Металл, полимерный каркас, бронзовая краска, — бодро отчитываюсь, опять избежав вранья. Хотя слова «поликарбид» и «далеканиум» тоже лучше оставить при себе. Судя по прощупыванию, мой собеседник, кем бы он ни был, визуально с далеками не знаком, что не удивительно в этом времени и в этом регионе космоса. Зачем тогда намекать, кто я и откуда?

Василий задумчиво проводит ладонью по ручке калитки, потом по прутьям.

— Вообще, у меня дело к Марии Леоновне…

— У хозяйки приступ мигрени, она спит. Зайди завтра.

— Тупая помойка на колёсиках, — бормочет он себе под нос. Лучше сделать вид, что мои слуховые сенсоры не слишком мощны, поэтому я отмалчиваюсь, продолжая сверлить визитёра взглядом. Но запоминаю всё. Месть за оскорбления лучше подавать холодной. Представляю, о чём сейчас думает Фёдор в гараже, ему ведь слышен наш разговор.

В этот момент из калитки напротив появляется сосед по фамилии Серафимов, ещё один местный любитель чинить всё и вся. Правда, после его починок техника почему-то не работает, и он несёт её к нам. Судя по приличному пальто вместо обычного ватника и если принять во внимание расписание электричек, он едет в город. Заметив его, Василий тут же разворачивается:

— Ну ладно, я тогда завтра зайду, — и на одной ножке скачет наперерез. Я успеваю лишь уловить хищно блеснувшие глаза, и ох, как мне это не нравится. Но убить, не выяснив — это ошибка. Сперва я должна понять, с чем столкнулась, поэтому стою и смотрю, что предпримет противник. А тот, словно бы совершенно нечаянно, спотыкается и летит в грязь прямо под ноги Серафимова. И естественно, тот помогает ему подняться.

Вот оно. Прикосновение. Василию было нужно прикосновение. Он и Пашке пытался руку протянуть, а теперь соседа подловил. И вопрос, сколько ещё человек за день потрогал. В магазинах, на улицах, в транспорте — мало ли где может праздно шататься мальчишка его возраста?

Дождавшись, когда Василий и «осаленный» Серафимов уйдут, я наконец приоткрываю калитку и внимательно изучаю её там, где возюкал пальцами мой странный собеседник. Сзади шаги и вопрос Фёдора:

— Что происходит? Та-ань?

— Недостаточно информации. Посмотри, но не трогай.

Ручка калитки и прутья рядом с ней измазаны чем-то красным, похожим на порошок.

— Краски на руках не было. Это выделения из сыпи, — говорю. — Принеси стамеску и паяльную лампу.

Он подбирается, задвигая за себя подскакавшего Пашку, и щурится на красные мазки. Я всеми сенсорами ощущаю, как в нём растут настороженность и какая-то глубинная паника. Это мальчишка не боится по недостатку опыта, а взрослый землянин времён Холодной войны сразу реагирует правильно. Честно скажу, мне и самой неприятно. Инфекция — это то, что даже далеков пугает. У нас хватало подобного веселья, от эпидемии Ржавчины до мовелланской заразы, всякие местные холеры и сибирские язвы им в подмётки не годятся.

— Это что, инфекция какая-то?

— Если инфекция, то неизвестная. При земной инфекционной сыпи температура живого человека не может равняться тридцати двум градусам. Паяльную лампу и стамеску, я сказала! — ну почему им всегда приходится повторять?! ТТТ — твердолобые тормозные тупицы!

Фёдор очень быстро бегает за требуемым, и я заставляю его сперва нанести немного пыли стамеской на мои сенсоры, а потом обжечь их и инструмент из паяльной лампы. С калиткой он сам смекает сделать то же самое, без моих подсказок. Бледный Пашка стоит у гаража и следит за нашими действиями, переминая в руках совершенно бесполезный противогаз. Я изучаю вываливающиеся на вирт-монитор цифры, и с каждым рэлом происходящее перестаёт мне нравиться всё больше и больше.

— Следы рибонуклеиновой кислоты в белковой оболочке, — докладываю я по завершению анализа. — Какой-то вирус. Судя по виду, не природного происхождения. Генно-модифицированный. Скорее всего, вирулентный. Структура РНК показывает, что с молекулой поработали очень хорошо, у землян этого времени нет таких технологий. Также наличествуют совершенно мне непонятные микрогранулы с содержанием чего-то, подозрительно похожего на спорополленин. Для более подробных исследований нужна нормальная биологическая лаборатория.

— А… что этот вирус делает? — осторожно спрашивает Фёдор, всё ещё держась от калитки на расстоянии вытянутой руки и не давая подсунуться Пашке.