Всё в дыму...

Непонятно только, почему грязный балахон художника потемнел спереди. И отчего у рта пузырится яркая кровь. Ди пробежал кончиком языка по пересохшим губам и поймал странно веселый взгляд Федора.

- Нравится? - негромко спросил тот, кивая в сторону картины.

Этим словом запечаталась тишина. Напряжение распирало земляные стены, залепляло уши бешеным стуком множества сердец, заставляло захлебываться адреналином. Снова дрогнул в груди нераскрытый цветок, повел зубчиками листьев. Ди усилием воли подавил в себе возбуждение, приглушил собственные чувства.

- Федор. Почему ты в крови?

Его голос увяз в затхлом воздухе подземелья. Нескладный тупичок, неизвестно зачем выдолбленный в одном из ответвлений главного тоннеля, остался в стороне от мощных воздушных потоков, свободно носящихся по метро. Отчего-то его не собирались проветривать. Зачем тогда делали?

Может, чтобы временно парковать здесь вагоны? А может, это место задел ядерный взрыв - например, его ударная волна отклонилась, смещая толщу земли в сторону… Или так не бывает? Если включить висящий на поясе Стерха прибор, проанализировать показатели, которые он считывает со счетчиков Гегеля в этом районе… Кстати, краски должны светиться сильнее в тех местах, где уровень заражения выше…

Ди припомнил читанные по ядерным испытаниям статьи - вернее, попытался припомнить. И безуспешно, потому что внутренний взор упорно заслоняли страницы учебника по радиологии, который он пролистал как-то заодно. Там был довольно большой раздел о мутациях…

Федор как раз начал отвечать, когда Ди наконец сообразил, что именно казалось ему странным и неестественным все это время, цепляло, как забытый у ногтя заусенец: не отзвук знакомой, хоть и разбавленной многими поколениями, крови, принятый им за аромат геля для душа, не ощущение толстых, необычно широких вен под пальцами, а пистолет - не просто увесистый - сделанный таким намеренно, тянущий книзу, тяжелый, слишком тяжелый, неудобный для простого человека. И это его слегка запоздалое соображение совпало с:

- Ммм… Пробую. Хочешь, Дориан?

Слева кто-то ахнул - приглушенно, будто стесняясь. Справа - тоненько всхлипнула Элли. Краем глаза Ди увидел, как она, уронив фломастеры, зажимает себе рот ладошками. И смотрит, смотрит, неотрывно смотрит на Федора.

- Сука! - Чуча метнул фломастер - кажется, зеленый - как дротик.

Убейконь отклонился, ребристая палочка, просвистев у его лица, стукнулась о картину, о нарисованный на облицовке пляжный песок и, упав наземь, откатилась к бледной руке неподвижно лежащего художника. Тонкая россыпь яда темнела, выделяясь на желтом песчаном фоне - словно кто-то, идя по берегу моря, уронил что-то маленькое, капельками. Короткую ниточку бус, например. Или, скажем, это брызнула из раны кровь.

Отвлекшись на граффити, Ди не сразу сообразил, как Элли оказалась рядом и отчего задыхается. Стерх дернулся следом, но был перехвачен Львом - в прямом смысле перехвачен, обеими руками поперек груди. Пуэсторианцы по-прежнему молчали.

Федор продолжал облизываться, проводя языком по чистым уже, растянутым в приветливой улыбке губам. Он проигнорировал выходку Чучи, не заметил бросившуюся к ним с Ди Элли, не обращал внимания на готовых к бою охотников и словно вообще не видел пуэсторианцев, которые начали многозначительно переглядываться между собой. Светлые искрящиеся весельем глаза не отрывались от лица Ди, но он видел в их глубине неуверенность и - одновременно - напористое ожидание.

- Воздержусь, Федор.

Ди не любил потомков ГП. Он ни разу не встречал их вживую, однако родители много рассказывали об их агрессивности и абсолютном неумении справляться с собой. Кровь греев, разбавленная человеческими слабостями, бунтовала, делая ее обладателей непредсказуемыми в худшем смысле этого слова, едва удерживая на грани адекватности. Недаром же все эксперименты по скрещиванию прекратили. “Отмороженный, - вспомнил Ди слова Стерха. - Совсем крышу сорвало”.

Он не досадовал на себя за неспособность вовремя распознать настолько опасный экземпляр - скорее, Ди было обидно узнать правду в такой неподходящий момент. Когда перед ним стоят другие, давно и тщательно определенные, цели, да и настроения кого-то убивать совершенно нет. Но художник уже мертв, охотники обречены, а наглого полукровку, неожиданно раскрывающего его тайну и явно бросающего вызов, нельзя оставлять в живых.

Он уже собрался раздраженно зашипеть - совсем как недавно Убейконь - но услышал слабый, на самом краешке слуха, звук. Со стороны картины. Бледная, под углом вывернутая кисть шевельнулась. Длинные паукообразные пальцы нащупали зеленую палочку и, как только Федор произнес, насмешливо щурясь: “Напрасно, Дориан”, - швырнули ее на голос.

Разумеется, Убейконь опять отклонился - даже не разрывая зрительного контакта с Ди. Но вот Ди пришлось его разорвать, потому что с бессмысленным, каким-то жалобным писком Элли рванулась между ними, то ли пытаясь оттолкнуть Ди, то ли - да не может такого быть! - заслоняя Убейконя от летящего фломастера.