Всё-всё-всё о Ёжике

Они уснули на лесной опушке, а в это время Волк думал так: «Если они налетят на меня спереди — я укушу Медвежонка, а Ослика лягну ногой; если же сбоку, то наоборот: Ослика я укушу, а Медвежонка лягну. А лучше бы укусить их обоих сразу»

Он уснул под ёлкой в десяти шагах от лесной опушки…

Когда взошла луна. Ослик проснулся и разбудил Медвежонка.

— Волк спит под ёлкой, — сказал он.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышу.

— А о чём он думает?

— Ни о чём, он спит.

— А-а-а… — сказал Медвежонок. — Тогда нападём на него сзади.

В это время Волк проснулся и подумал: «Вот я сплю, а на меня могут напасть сзади».

И повернулся к ёлке хвостом.

— Спит? — спросил Медвежонок.

Ослик кивнул, и они стали крадучись подходить к Волку.

«Медвежонок укусит его, а я стукну по голове, — твердил Ослик. — Медвежонок укусит, а я стукну».

— Я укушу, — шепнул Медвежонок, — а ты стукнешь!

— Угу!

И они бок о бок подошли к Волку.

— Давай! — шепнул Ослик.

— Ты первый, ты должен его оглушить.

— Зачем? Он и так спит.

— Но он проснётся, когда я его укушу.

— Вот тогда я его и стукну.

— Нет, — сказал Медвежонок. — Ты главный — ты должен первый.

Ослик осторожно стукнул Волка по голове. Волк заворочался и повернулся на другой бок.

— Ну вот и убили, — сказал Ослик.

— Действительно…

— А зачем?..

— Если б не мы его, так он бы нас!

— Ты думаешь?

— Ну конечно, — сказал Медвежонок, — он бы непременно нас съел.

— А если б не съел?

— А что бы он с тобой делал?

— Не знаю, — сказал Ослик.

Они возвращались с войны в предрассветных сумерках когда большая лесная роса лизала им ноги.

«А Волк лежит под ёлкой, — думал Ослик, — совсем убитый».

— Зачем? — сказал он. — Лучше бы сидеть дома.

— Ты же на войне, — сказал Медвежонок…

Старинная французская песенка

Лесная полянам как парным молоком, была до краёв залита лунным светом. Возле луны, как гнилушки возле старого пня, шевелились звёзды.

Заяц сидел посреди поляны и был совсем голубой.

Заяц играл на свирели старинную французскую песенку.

«Ля-ля! Ля-ля!» — мурлыкала свирель. И старый облезлый Филин улыбался.

Филину было сто лет, а может, больше, но теперь он вспоминал разные страны и улыбался.

«Как это было давно, — думал Филин. — Так же светила луна, так же сидел посреди поляны Заяц, так же осыпались звёзды и играла свирель. Потом поднялся туман. Заяц исчез, а свирель играла…»

«Играй, играй, свирель! — думал Филин. — Я бы съел твоего Зайца, но у меня осыпались перья… И потом — всё равно придёт другой Заяц, сядет посреди поляны и заиграет на скрипке».

Так думал Филин, живший в молодости во Франции, убивший полторы тысячи зайцев и составивший лучшую в мире коллекцию заячьих свирелей, скрипок и барабанов.

«И кто их тянет за уши? — снова подумал о зайцах Филин. — Кто их вытягивает на открытые лунные поляны, кто их заставляет ночи не спать — репетировать, чтобы потом пять минут играть среди лесной тишины?»

«Ля-ля! Лю-лю!» — пела свирель. И Заяц поголубел до того, что у него стали прозрачными уши. Ему было так хорошо, что он весь хотел стать прозрачным, как лунный свет; чтобы его совсем не было; чтобы была одна луна, играющая на свирели.

«Однако, — думал Филин, — этого Зайца не скоро съедят. Я его почти не вижу. Знать, много он репетировала коль может так уйти в свирель, что из неё торчат одни его уши. Знать…»

Филин прикрыл глаза, а когда через мгновение открыл их. Зайца уже не было.

Тысячи лунных зайцев скакали но поляне и у каждого из них в прозрачной лапе была свирель, скрипка или барабан из коллекции Филина.

«Ля-ля! Ля-ля!»

«Пи-пи-пи-пи!»

«Бам-бам!» — пели свирели и скрипки и бил барабан.

И каждый прозрачный Заяц на своём прозрачном инструменте играл старому Филину старинную французскую песенку.

Как Ослик шил шубу

Когда подошла зима. Ослик решил сшить себе шубу.

«Это будет чудесная шуба, — думал он, — тёплая и пушистая. Она должна быть лёгкой, но обязательно с четырьмя карманами: в карманах я буду греть копыта. Воротник должен быть широкий, как шаль: я буду заправлять за него уши. Когда у меня будет шуба, я войду в лес, и никто меня не узнает».

«Кто это, — крикнет Ворона, — такой лохматый?» — «Это Изюбрь!» — скажет Белка. «Это ПТИ-ПТИ-АУРАНГ!» — скажет Филин. «Это мой друг Ослик!» — крикнет Медвежонок, и засмеётся, и весь покувыркается в снегу, и тоже станет непохожим; а я его назову УУР-РУ-ОНГОМ, и все не поверят, кроме нас с ним…

Хорошо бы сшить шубу не из меха, а из ничего. Чтобы она была ничья: ни бобровая, ни соболья, ни беличья — просто шуба. И тогда я буду греться в ничьей шубе, и никто не будет ходить голым. А Волк скажет: «У кого ничья шуба — тот ничей». И никто не будет говорить, что я Ослик: я буду — НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ. Тогда ко мне придёт Лис и скажет: «Послушай, НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ, а ты кто?» — «Никто» — «А в чьей ты шубе?» — «В ничьей». — «Тогда ты — НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ», — скажет Лис. А я посмеюсь, потому что я-то буду знать, что я Ослик.

А когда придёт весна, я пойду на Север. А когда и на Север придёт весна, я пойду на Северный полюс — там-то никогда не бывает весны…