Всё закончится на берегах Эльбы

— Нет, конечно, — заверил его Карузин, — ведь пока такой технологии нет. Николай Фёдорович, знаете ли, был большим мечтателем. Все его теории о воскрешении детьми отцов родом из его детства, да. Он ведь был внебрачным сыном князя Гагарина, рос без участия отца. Отсюда и все его мысли о высшем единении сынов и отцов, даже если их разделила смерть. Как помните, он призывал воскрешать всех. Но к чему нам это? Во все времена люди были разные, зачем нам возвращать к жизни и откровенных подонков? Другое дело, если подходить к процессу избирательно, и даровать бессмертие только выдающимся людям. У Владимира Ильича не осталось потомков, а это осложняет процедуру его возможного воскрешения. Но мы с товарищами можем попытаться сохранить его тело, чтобы потом, когда технология оживления появится, у нас был хоть какой-то биологический материал для воскрешения. Мы обсуждали различные варианты — и содержание тела в атмосфере азота для препятствия окисления жиров, и погружение в ванну с бальзамирующей жидкостью, и замораживание при -10 градусах Цельсия. Красин так рвётся в бой, что сейчас скупает по Германии холодильное оборудование. — И Карузин раздраженно махнул рукой. — Что с него взять — инженер. Но мы-то с вами медики.

Теперь и профессор Метц начал проникаться всей грандиозностью идеи, которую задумали советские анатомы. Законсервировать тело на максимально допустимый срок с полной сохранностью внешнего вида. Годы, десятилетия, а может и больше. А ведь никто ещё не добивался таких результатов, ни один специалист, ни в одной стране мира. Если бы это стало возможным, советские бальзамировщики показали бы себя выдающимися мастерами своего дела и прозорливыми учеными.

— Вы знакомы с профессором Шором? — внезапно поинтересовался Карузин.

— Георгием Владимировичем? Конечно, ещё по Военно-медицинской академии.

— Так вот профессор Шор предложил использовать глицерин — впрыскивать его под кожу.

— Глицерин… весьма разумно, — согласился Метц. — Клетки, пропитанные им, никогда не высохнут, так как глицерин притягивает влагу из воздуха, и никогда не загниют, так как он хороший консервант.

— Но есть побочный эффект, — поспешил возразить Карузин. — Такой способ ведёт к пигментации. Не получится сохранить кожу в первоначальном виде.

— Значит, изменится цвет, — задумчиво протянул профессор Метц.

— Да. Но не исключено и усыхание. Кожа станет бурой, даже коричневой, и будет выглядеть как иссохший пергамент. Если бы вы только нашли рецепт бальзама вашего деда, можно было бы устранить эту проблему.

— Право слово, я не могу вам ничего обещать, — признался профессор Метц и пожал плечами. — Я ведь не против, просто…

— Да-да, я понимаю, — горько закивал головой Карузин. — Профессор Книпхоф не оставил вам формулы.

— А что будет, если ваша попытка бальзамирования не удастся? Если ничего не получится?

— Не получится, так не получится, — с лёгкостью произнёс Карузин, — что уж тут поделать. Мы ничего не теряем. Если ничего и вовсе не предпринимать, то тело придётся вскоре предать земле. Так не попытать ли удачу?

— Вы будете ответственным за эксперимент? — поинтересовался профессор Метц.

— Нет, что вы, я всего лишь на подхвате. Руководить процессом поручено одному химику, вторую скрипку будет играть мой харьковский коллега. Он всё боится, что в случае неудачи советская власть припомнит ему былую связь с белыми. Он ужасный паникёр. Всё время ходит и говорит, что ничего не получится, что он не давал своего согласия на участие, что его заставляют. Жутко мнительный, хотя и знаток своего дела. Боюсь, что рассчитывать я могу только на вас.

— Вы преувеличиваете, — смутился Метц. — Но я обязательно проверю записи профессора Книпхофа и сразу же сообщу вам, если что-нибудь найду.

— Благодарю, Павел Иванович, надеюсь, всё закончится благополучно.

Распрощавшись с Карузиным, профессор Метц ещё долго прокручивал этот разговор в памяти. Он впервые слышал, чтобы его дед Книпхоф когда-либо изобретал чудо-препарат от пигментных и трупных пятен. С другой стороны, Книпхоф всегда был скрытным и чересчур деятельным анатомом. Может он и вправду что-то изобрёл. Но почему тогда не обнародовал свои успехи?

Ответ профессору Метцу удалось отыскать в домашней библиотеке, в тайнике под банкой с заспиртованным зародышем пятикопытного ягнёнка-циклопа. Рядом с пустым грязным пузырьком лежал список из множества ингредиентов, одним из которых значилась «черная кровь белой женщины», которая «вследствие фагоцитоза перерабатывает отмершие клетки крови и остается под кожей, поддерживая её влажность».

Такого от своего деда профессор Метц никак не ожидал. Но ведь всё гениальное — просто. Разумеется, чёрная кровь с её устойчивостью к сворачиванию способна долгое время продержаться в любой среде, даже под кожей трупа. А учитывая, что носитель этой крови питается кровью человеческой, избавление от трупных пятен гарантированно.