Всё закончится на берегах Эльбы

Еще с юношеских лет Фридрих Генрих Карл Хаарманн был известен саксонским психиатрам. В молодости он приставал к маленьким детям, из-за чего его сочли тихим сумасшедшим и поместили в психиатрическую клинику. Но в один прекрасный момент Фрицу надоела опека врачей, и он сбежал, чтобы бродяжничать в Швейцарии, снова вернуться в Ганновер, и даже послужить в армии. После войны он открыл кондитерскую лавку в родном городе, где помимо сдобы стал торговать и мясом.

Фриц Хаарманн был гомосексуалистом. Этот порок не был такой уж редкостью для Ганновера. Многие юноши, чувствовавшие тягу к мужчинам и не находящие понимания в семье, уезжали из дома именно в этот город, где на мужскую любовь смотрели куда как проще. Новая жизнь начиналась для них с вокзала. А в зале ожидания их встречал Фриц Хаарманн. Он знал, как в толпе малолетних бродяжек найти распутного и нуждающегося паренька — он чувствовал его всем своим нутром и никогда не ошибался.

Сначала Хаарманн приглашал юношу пожить в каморку при своей мясной лавке, а потом и в свою постель. А через неделю он смыкал ладони на шее юного любовника и душил его, пока тот не терял сознание. И тогда наступал главный момент для порочной страсти Хаарманна: теперь он мог впиться зубами в юношеское горло и пить его теплую кровь.

У Хаарманна была ещё одна страсть — его постоянный любовник по имени Ханс Гранс. Молодой человек не только знал о кровопийстве Фрица — он его всячески поощрял, приводя в дом мясника очередного юношу для любовных и кровавых утех. Подбирал жертв он очень просто — по понравившейся куртке, штанам или ботинкам. После убийства одежда всегда доставалась Грансу, а бездыханное тело Хаарманн оттаскивал в свою мясную лавку, где разделывал словно тушу скотины. Человеческое мясо он смешивал с говяжьим и делал из него сосиски. За дешевизну их охотно покупали владельцы соседних ресторанов и кафе, и с удовольствием ели ничего не подозревающие посетители. В годы кризиса низкая цена блюда была особенно привлекательна.

Когда в Ганновере стали бесследно пропадать молодые люди, полиция вовсе не подозревала Хаарманна, ведь он был их осведомителем. Но всё же он попался. Следствие доказало, что за шесть лет он успел испить крови двадцати четырёх юношей. Хаарманн заверял следователей, что он ненормален и не отвечает за свои поступки. Однако, врачи, которых допустили к изучению феномена Хаарманна, утверждали обратное.

Профессор Метц выехал в Ганновер сразу же, как только узнал из газет о поимке «ганноверского вампира», как прозвали Хаарманна журналисты.

Профессор с трудом подавлял волнение, ожидая встречи с убийцей. В дороге он успел подумать о многом и многое в своей жизни переоценить. Фриц Хаарманн — жестокий убийца, что пьёт человеческую кровь… А ведь его дочери тоже питаются кровью людей. Да, они не разрывают чужие глотки, а просто сидят на кушетке и терпеливо ждут, когда кровь из вены донора пройдёт через гемотрансфузный аппарат и окажется в их жилах. А может, не будь аппарата, они бы поступили иначе? От одной этой мысли профессору становилось не по себе. Он начал подозревать, что и Фриц Хаарманн может оказаться вовсе не сумасшедшим. Кто знает, может во время его путешествия по Швейцарии кто-то влил в Хаарманна раствор из молока и сушенной чёрной крови, а после ввёл через ноздрю частичку чужого мозга? Но что толку гадать и бояться собственных подозрений, если узнать природу «ганноверского вампира» можно было наверняка.

Когда профессора Метца привели в тюремную комнату с особо опасным заключённым, в железной клетке он увидел мужчину сорока пяти лет с пронзительными ледяными глазами. Скованный цепями по рукам и ногам он мог передвигаться не дальше двух метров. Профессора не покидало странное ощущение непонимания, кого же он видит перед собой — человека или чудовище в людском обличие?

Надзиратель позволил профессору взять у арестованного анализ крови. С трепетом Метц приступил к делу, страшась не столько близости к жестокому убийце, сколько боясь увидеть цвет его крови. Когда шприц наполнился багровой жидкостью, профессор Метц перевёл дыхание — нет, его девочки никогда не станут жестокими кровопийцами.

И всё же, интерес профессора к арестованному не был удовлетворён. Он знал ещё об одном недуге, что порой заставляет человека желать чужой крови. Получив от тюремного начальства дозволение на беседу, профессор Метц не преминул им воспользоваться.

— Хотите спросить о моих отношениях с отцом, о тяжёлом детстве? — поинтересовался убийца.

— Нет. Почему вы так решили?

— Все доктора это спрашивают. До вас их было много.

— Я хочу спросить вас совсем о других вещах. Вы страдаете бессонницей? Вам бывает тяжело засыпать?

— Нет, доктор.

— Время от времени вас мучают боли в животе?

— Меня? Нет, совсем нет.

— Бывает ли так, что порой вам становится неприятны самые обычные звуки?

— Лай собак раздражает.

— А солнечный свет не доставляет вам неудобств?

— Я хожу по улице днём.

Сказав это Хаарманн неприятно улыбнулся, словно насмехаясь над ученым и его непонятными вопросами. Но профессор Метц и не думал отступать: