Всю жизнь я верил только в электричество

В середине сентября батя пришел с работы рано, выпил стакан чая и удалился в сарай. Не было его уже полчаса.

– Не мог же он в погреб загреметь, – размышлял я, оборачивая попутно учебники белым маминым полуватманом. Чтобы книжки не грязнились и не засаливались. Нам их выдавали на год учебный, а мы их потом сдавали классной руководительнице, чтобы она осмотрела учебники и отнесла их в школьную библиотеку. На следующий год их выдадут новым семиклассникам. – А может батя в капкан для крыс попал и вырваться не может!?

Я обернул последний учебник русского языка и побежал в сарай, выручать отца из беды. Хотя за то время, пока я размышлял и собирался, он мог или погибнуть уже, или помощь ему нужна была не моя, а медицинская.

Но отец сидел в сарае весёлый, переодетый в военную солдатскую форму без погон. Ему Шурик по-братски отдал насовсем после армии. Отец её надевал на рыбалку, на побелку квартиры извёсткой или на чёрную работу огородную.

– Нормально всё? – для приличия спросил я.

– Не то, чтобы совсем хорошо, – батя потянулся, зевнул, поднялся и пошел в дом. Но по дороге, уже покинув сарай, давал-таки мне распоряжения: – Мешки все, что я из погреба достал, проверь. Дырок чтоб не было. В каждый мешок кинь завязку. Они нарезанные из джутовой веревки возле мешков лежат. Потом сложи все мешки в один, самый большой, и аккуратно уложи возле порога. Завтра после обеда едем картошку копать.

– А лопат сколько брать? – дал я запрос вдогонку, но отец уже скрылся в сенях. Я побежал на крыльцо и влетел в комнату, когда батя уже маскировал лицо газетой, лёжа на старой скатерти, брошенной на белое покрывало. Чтобы солдатской робой не испортить бабушкин труд. Вздремнуть пришло время. Но хоть уже неразборчиво и лениво, отец дал-таки нужный совет:

– Бери три. Шурка приедет помогать – раз. Я буду копать – два. Ты тоже будешь копать – три.

После чего середина газеты начала мерно вздыматься и опадать. Отец мгновенно умел переключаться из состояния деятельности в полное бездействие с интеллигентным храпом и посвистыванием носом.

Я очень обрадовался, что отец позволил мне делать мужскую работу. Раньше я выкопанную им и одним из его братьев картошку складывал с женщинами в мешки и завязывал сверху скрученный хвостик мешка джутом. А тут – копать дозволено. Вырос я, значит. Гожусь теперь и для ответственных дел. Это хорошо.

Последний урок следующего дня заканчивался в час сорок пять. Я ближе к звонку почему-то стал волноваться.

– Можно выйти? – первое, чем меня осенило. Интонация вопроса могла кого угодно убедить, что если меня не выпустить сейчас, то через минуту будет поздно уже. Математичку просьба моя тронула и она тоже разволновалась.

– Конечно, Славик, конечно!

До дома бежать мне было три минуты всего. Если прямиком, перепрыгивая через клумбы и через забор. Помогал мне в преодолении преград первый юношеский разряд по лёгкой. Возле двора не было следов от машины, сарай был открыт и мешки с лопатами нетронуто сиротели в углу. Там, где я их вчера разместил.

– Значит, скорее всего, не уедут без меня. – уговаривал я своё сомнение, возвращаясь обратно на хорошей скорости к школьному забору.

– Вот с Малозёмова пример и берите, – посоветовала математичка Светлана Михайловна, пропуская меня, не сумевшего вовремя затормозить, мимо себя. Она отшатнулась назад с озадаченным лицом, но мысль-таки закончила. – Вот он сделал свое дело и ведь не сел курить за туалетом, не бегал в магазин лимонада выпить и к дружкам своим на втором этаже в классы не заглядывал, не вызывал их поболтать. А потому он сейчас успеет дослушать то, что пропустил за пять минут. А я повторю. И всему классу не лишне будет повторение послушать. Она рассказала что-то либо о биссектрисе, то ли о медиане. Не помню сейчас. Но помню, что с последними её словами и взмахом указкой перед доской грянул звонок. Он выбросил меня из класса как катапульта выстреливает креслом с лётчиком в экстренной ситуации.

– Эй, ты куда, Чарли!? – отловил меня на выходе Жердь. – Помер кто? Надо быстрее схоронить?

– Дурак ты, боцман. И шутки у тебя дурацкие.

Эту концовку анекдота Жердь услышал, когда я уже перелетал с портфелем через забор.

– А меня не берешь что ли? – Жердь залез на забор и обиженно орал вдогонку.

– Мы картошку сегодня копаем. – Обернулся я на скорости и доложил, не сбавляя темпа. – Вечером, часов в девять приходи трескать жареную с чесноком и с корочкой картоплю нового урожая. Я свистну, когда жарить будем.