Всюду кровь

Она замолчала, пытаясь сосредоточить блуждающий взор на картине, изображающей усатого мужчину на берегу бескрайнего океана.

– Да, это он, Людвиг, на берегу Балтики, этот портрет написал один наш друг, символист. С тех пор Людвиг растолстел. Забавно, не так ли? Растолстел, потому что разорился! Но именно так все и сложилось. У него не осталось ни гроша! Все проиграл в рулетку – его знают во всех европейских казино! Наделал кучу долгов – и страшно разжирел. И как вы думаете, к кому он прибежал, когда потерял все до последнего гроша? Конечно же, к старой матери, о которой он прежде и не вспоминал, которой за всю жизнь не отправил ни одной открытки и смерти которой с нетерпением ждет, чтобы разбазарить наследство.

Леди Присцилла села в кресло, приняв позу безутешной мадонны. Раздираемая любопытством и жалостью, Лора хотела было жестом выразить ей сострадание, но тут же передумала. Нужно побыстрее покончить с этим и уйти.

– Возможно, вам не следует продавать квартиру, наверняка есть и другие варианты? – предположила она.

– И что вы мне предлагаете – спокойно ждать, когда моего единственного сына посадят в тюрьму? – прошипела леди Присцилла, живо поворачивая к ней свое жабье лицо. – Не переживать, когда доброе имя моего супруга станут на все лады склонять в прессе? Когда его великое дело станут высмеивать необразованные толпы? Да вы с ума сошли, милочка!

Едва сдерживая раздражение, Лора задумалась о том, кто из них на самом деле сошел с ума. Задание оказалось куда более сложным, чем она могла ожидать. Она украдкой взглянула на часы.

– Возьмите шерри, вон там, на комоде, и налейте нам, – отрывисто приказала леди Присцилла.

Обернувшись, Лора увидела поднос с хрустальным графином и парой рюмок. Вздохнув, она наполнила рюмки красной жидкостью.

– Ваше здоровье, – бросила леди Присцилла, поднимая рюмку. (Поднеся напиток к губам, она скривилась и отставила его в сторону.) – Все время забываю, что мне нельзя пить после того, как я приму лекарство. Но вы-то не стесняйтесь, пейте.

Лора из вежливости сделала глоток напитка – на ее вкус, слишком несладкого.

– Квартиру продадим, заплатим долги – и дальше пусть выкручивается, как хочет. Я буду ждать смерти в своем имении в Коллонж-ла-Руж. Но прежде мне хочется увековечить эту квартиру – снимки я передам в музей в Хольцкирхене, родном городе покойного Карла Пармантье-Шварцкопфа. Вам следует сфотографировать все комнаты под разными углами, чтобы посетители могли ощутить дух этого места, обрести связь с Карлом. Не хочу вас обидеть, но вы кажетесь совсем юной. У вас есть специальное образование?

– Я работала в антропометрической службе в префектуре полиции, от меня ничто не ускользнет.

– Все ясно. Тогда начнем с зимнего сада. Карл обожал оранжереи, а эта оранжерея совершенно особая. Ни одного окна, только лампы: вам не понадобятся вспышки, берите только фотоаппарат и штатив. Ни в коем случае не касайтесь моих мухоловок, они невероятно чувствительно реагируют на появление чужих людей. Да, и не гоняйте мух, это еда им на неделю.

Дверь открылась и тут же закрылась: в одно мгновение женщины очутились в гудящем тропическом лесу.

– Я вас оставлю, – сказала леди Присцилла. – Мне нужно смыть маску.

Когда дверь за ней закрылась, Лора вдруг вспомнила портрет Людвига Пармантье-Шварцкопфа на берегу Балтийского моря. Она поставила штатив на паркетный пол, который скрипнул – достаточно громко для того, чтобы она не услышала, как в замке повернулся ключ.

11

25 октября

В темной комнате на низком столике горела настольная лампа. Тишину нарушало лишь тиканье будильника. В момент, когда длинная стрелка добралась до 12, а короткая – до 4, раздался звон, который тут же прервала вытянувшаяся из темноты рука.

Свернувшись клубочком в углу кожаного дивана, девушка в наушниках рассматривала на потолке круглую тень от абажура. Она села и провела пальцем по бровям, не сводя глаз с разноцветной композиции на противоположной стене. На абстрактной картине слились синие, черные и красные пятна, и девушке в наушниках показалось вдруг, что вместе они образуют контур застывшего на бегу человеческого тела.

– Меа руйя, красная кровь, – прошептала она.

Она резко встала, прошла по коридору, толкнула дверь в комнату, где стояли вращающееся кресло и большой письменный стол с компьютером.

Девушка остановилась перед стеклянным шкафом, в котором небольшая статуя Будды соседствовала с двумя фигурками танцовщиц. Она наклонилась к нижней полке. Здесь, рядом с крупным темно-красным гранатом, стояла фотография в серебристой рамке, с которой улыбалась молодая женщина. Девушка в наушниках вздрогнула. Женщина с фотографии смотрела прямо на нее, а камень, сияющий темным красным светом, казалось, жил собственной жизнью. Девушка в наушниках отпрянула и наткнулась ногой на что-то твердое. На полу, прямо на узорчатом ковре, стояла пишущая машинка «Ундервуд», пережиток давно минувшей эпохи.