Всюду кровь

Он резко вздрогнул. С лестницы, преодолевая этажи и стены, неслись бравые аккорды «Арлезианки»[58]. У Миро зазвенело в ушах.

Он убрал руку от лампы. Оранжевый свет выгнал из комнаты тьму. Миро вспомнил, что под стулом у него стоит бутылка коньяка. Он наклонился и застыл, загипнотизированный изображенной на этикетке фигурой Наполеона I. С его губ сорвалось знаменитое: «Солдаты, вот солнце Аустерлица!»

От лихорадочного возбуждения у него на висках выступил пот.

Выкрасила волосы в рыжий цвет… Коринна Левассёр, другая женщина… Маскарад какой-то!

Может быть, рыжеволосая Амели Ногаре – просто маска? Существует ли она на самом деле? Или же это всего лишь роль, которую играет другая женщина? Определенный тип одежды, косметика, цвет волос, прическа могут преобразить кого угодно – они способны вызвать у окружающих уважение, смех, желание или даже отвращение.

Он видел рыжеволосую женщину лишь однажды, на набережной. В памяти у него осталась ее бессвязная речь, пылающая шевелюра – но лица ее он совершенно не помнил. Получается, что в его памяти отложились лишь яркие детали. А Шарлин Кросс? Он в жизни не смог бы ее описать. Ему запомнились ее огромные очки, красный плащ, платок на голове и шепелявый, пошловатый голос.

Рыжеволосая женщина и Шарлин Кросс – один и тот же человек? Но кто это?

Им овладело сильное беспокойство. Эта догадка, осенившая его на исходе двух тяжелых дней, застала его врасплох, мозг отказывался работать.

Миро растянулся на кровати, положил руки под голову и всерьез задумался о своем прошлом, пытаясь вспомнить ситуации, в которых мог причинить кому-то боль или страдания. Он вспомнил свои школьные годы, зияющую пустоту лет, потраченных на службу в армии, свой приезд в Париж, своих первых возлюбленных, работу за гроши в отделе распродаж крупного канцелярского магазина – ничего.

Он попытался отвлечься. Отметил явную тщетность своих попыток вести обычную жизнь обычного человека. В конце концов все его старания обеспечивали ему лишь одиночество.

Ему безумно хотелось поговорить с Лорой. Она обещала позвонить ему, когда вернется. В ожидании этого звонка он не мог усидеть на месте: никогда прежде он так не нервничал. Он встал, подошел к холодильнику, достал оттуда остатки колбасы и камамбера и съел их, запивая пивом из банки, у разделочного стола, на котором лежала статья с описанием подвига Эмильены Багу.

Завтра он отправится в Ла Рокетт. Пора покончить с этим раз и навсегда.

Миро положил прозрачную шкурку от колбасы на край раковины и вернулся в комнату. Он сел, не спуская глаз с телефона – как будто от этого аппарата теперь зависела вся его жизнь.

Лора стояла на коврике у входной двери на площадке шестого этажа и ждала, понимая, что ее тщательно изучают через глазок. Она поставила на пол свою сумку, положила штатив и принялась разбирать вычурные буковки на висящей под звонком визитной карточке:

ЛЕДИ ПРИСЦИЛЛА ПАРМАНТЬЕ-ШВАРЦКОПФ

Географ, ботаник

Выпускница университета в Хольцкирхене

«Да и на здоровье», – подумала Лора.

– Представьтесь, – буркнул хриплый голос.

– Здравствуйте, я Лора Форест, меня прислала Бетти Грин, я фотограф.

– Вы опоздали, мы договаривались на семнадцать тридцать.

– Прошу прощения, я прямо с виллы, не могла поймать такси, пришлось добираться на метро.

– Фотографии у вас с собой?

– Их нужно еще проявить и напечатать!

– Хорошо, входите. Вытирайте ноги. Не обращайте на меня внимания, я только нанесла маску.

И Лора оказалась лицом к лицу с самым странным из всех когда-либо виденных ею в жизни существ. Перед ней стояла страшно сгорбленная старуха с тростью в руках, но с живыми, яркими глазами. Зеленоватая жижа покрывала ее лицо и стекала на обмотанный вокруг шеи платок. Неровную, жабью физиономию обрамляла пышная седая шевелюра: среди длинных локонов то тут, то там виднелись пряди, накрученные на свернутые из розовой туалетной бумаги папильотки. Тело скрывалось под несколькими слоями одежды, которая вполне подошла бы огородному пугалу или кокотке конца прошлого века. Широкий жакет в разводах был натянут на украшенную жабо блузку, из-под которой виднелось длинное платье, надетое поверх трех или четырех разноцветных нижних юбок.

– Все ваши аппараты у вас с собой, в этой сумке? – с сомнением в голосе осведомилась леди Присцилла.

Лора кивнула.

– А освещение?

– Я работаю со вспышкой.

– Всегда считала, что профессиональные фотографы используют куда более сложное оборудование.

– Не беспокойтесь, я свое дело знаю.

– Уж надеюсь, – буркнула леди Присцилла, с высокомерным видом шмыгнув носом. – Видите ли, эта квартира продается. Это начало моего конца. Я прожила здесь сорок пять лет: столько воспоминаний, мой обожаемый покойный супруг, его путешествия, открытия… Его лекции – он писал их здесь, в своем кабинете. Но теперь вся эта жизнь превратится в ничто стараниями никчемного человека, каким, к несчастью, оказался мой сын.