Всходил кровавый Марс: по следам войны

— В служащих. Железнодорожные служащие! От них все качества. Не хотят работать! Вдруг заявляет машинист: «Шлаком забило паровоз. Не могу ехать». А почём я знаю, забило или не забило? Что я — инженер, кочегар, истопник? За ним другой: «Не могу ехать. Ветка не свободна». Бегу на ветку — в одну, в другую сторону. Вижу: стоят вагоны. А можно ли их убрать — черт их знает. А тут из штаба корпуса ежеминутно телеграммы: «Дать состав на тридцать два вагона для перевозки тяжёлой артиллерии!»; «Принять местный парк номер восемьдесят шесть!». Им легко давать приказания. Вы думаете, это возможная вещь? Попробуйте, вытащите вон тот вагон, например. В неделю не вытащите!.. Потом интенданты, санитарные доктора, сестры, полковники, срочные эшелоны... Сумбур! Хаос! Столпотворение вавилонское!.. Я третьи сутки не сплю. Вчера со станции Брест сюда заслали целый поезд со снарядами. Его на станцию Малкин надо было отправить — в другую сторону. Но он стоял на пути, мешал. Вот его и заслали... Что тут было! Я получаю поезд, ко мне не относящийся. Подымаю трезвон по телефону. Никто ничего не знает. Через пять часов спохватились. Давай меня теребить: где поезд? Как он сюда попал?

— Вот подлецы! — злобно срывается у Базунова. — Это не иначе как нарочно. Там в Малкине ждут, уже наряды получены, собрались все парки. А поезд болтается во Влодаве. Повесить их, мерзавцев, за такие штуки!

— Сделайте одолжение, вешайте, — покорно вытягивает шею помощник коменданта. — Я вам только спасибо скажу. От такой работы только и остаётся — повеситься или застрелиться.

— Отчего же такая бестолочь? — спрашивает адъютант. Станция большая, а приспособлений нет. Одна крошечная платформа. Как подавать? Как нагружать, выгружать?

— Строят же теперь большую платформу, — говорит адъютант.

— Теперь! — иронически усмехается помощник коменданта. — Даже две теперь строят. Но кому они достанутся?

— Для чего же их строят в таком случае? По чьему распоряжению?

— По чьему распоряжению — не знаю. А для чего?.. Это вы у других спросите... Вы спросите, для чего перешивали дорогу от Львова до Брод на широкую колею до последней минуты? Для чего строили в мае месяце мост в Хотинском уезде? Мост здоровенный. Миллион денег ухлопали. Сидели на одном конце мужички и долбили топорами. Сидели на другом берегу — и долбили. А когда мост стал подходить к концу, его приказали взорвать... И тут взрывать будем!

— Помощник коменданта! Где тут помощник коменданта? — доносится чей-то повелительный крик.

Наш собеседник моментально срывается с места и бежит. По перрону по-прежнему гуляют сестры. Какой-то казачий есаул громко рассказывает на весь перрон:

— Вдруг слышу: австрийцы. Я так и замер. Зарылся поглубже в сено и жду. Шум в доме ужасный. Лежал я, лежал — надоело. Карабин в руки — и выхожу... А внизу, оказывается, наши казачки уже разделываются с австрийским разъездом.

— Какое счастье, — говорит нежным голосом сестра, — что вы не остались ночевать в доме, а полезли на сеновал...

Мимо нас стрелой промчался помощник коменданта, а ему вдогонку летел сердитый генеральский окрик:

— Прошу вас не забываться!.. Что было раньше, этого я знать не хочу. Это меня не касается... Вопрос идёт о нашем составе. К одиннадцати часам — и не позже! — нам надо иметь восемнадцать вагонов для погрузки тракторов!..

А на другом конце перрона кто-то свирепо орал:

— Где же вагон с футляром? Футляр для аэроплана где? Нам надо сейчас грузиться! Куда девался этот идиотский помощник коменданта, — черт бы его подрал!

В лесу темно. Бродим среди храпящих беженцев, разыскивая впотьмах нашу палатку.

— Значит, и комендантам не очень сладко живётся, — меланхолически соображает Болконский. — Кому же на войне жить хорошо?

— Интендантам, забодай их лягушка, — заявляет Кириченко.

— Нет, я в следующий раз, как война будет, — говорит Базунов, — обязательно попрошусь в заведующие санитарным поездом. Вот кому сладко живётся. Он и комендант, и интендант, и главнокомандующий над сёстрами.

С трудом пробираясь в темноте, мы поминутно наталкиваемся на пёстрые кофты вперемежку с солдатскими гимнастёрками. Слышится треньканье балалайки, бабьи визги и смех. Чей-то сочный басистый голос гудит на весь лес:

— Нет, босоножки тоже хороши, ближе к природе...

* * *

Беседую с докторами. Главный врач Орловского краснокрестного госпиталя Вознесенский нервно шагает по перрону и раздражённо бросает на ходу:

— Вы думаете, я могу поручиться, что мы действительно уезжаем, что через полчаса нам не скажут — оставайтесь?

— Почему такая неопределённость?

— Потому что так хочется уполномоченному. Ему, главное, поскорей разгрузиться. Вы ведь понятия не имеете, что это за пакостное учреждение — Красный Крест. Присосались к нему разные сюсюкающие господа и рекламируют себя на каждом шагу.

— Так зачем же вас расплодили такую уйму?

— А уж об этом спросите уполномоченных. Вы не видали, как они живут? Какие автомобили в их распоряжении? Какая свита? Ну вот!

— А персоналом вы довольны?