Вскормленная

Она молча переместилась к полке топингов, перелилась в своем длинном синем платье, в том самом, в котором я ее впервые увидела. Я следила взглядом за округлостями ее тела, они перекатывались и перекатывались сверху до самого пола. Интересно, что она собирается делать. Мне было страшно. Сколько раз я мысленно делала себе йогурт, но никогда ведь не думала, что эти фантазии реализуются? Я даже не хотела бы, чтобы они реализовались. Фантазировать, казалось мне, это безопасно, потому что так крепка моя внутренняя стена. Она толстая, и она в моей власти. Но сейчас Мириам бледной рукой сняла металлическую крышку с горячей помадки, как чародейка у тигля, и в тигле не низкокалорийная, а обыкновенная горячая помадка. И Мириам зачерпывала ее разливной ложкой.

И на моих глазах эта ложка оставила на конусе три большие лужи, и йогурт опустился под этим теплым расплавом, а сам расплав стал капать с боков, как-то вулканически. После каждой ложки я думала, что вот сейчас она остановится, но она не останавливалась, а добавила четвертую, потом пятую, и йогурт совсем превратился в Везувий. Мириам на секунду остановилась, потом посыпала все сооружение слоем молотого арахиса.

Я оцепенела. В самых разнузданных мечтах я не воображала себе добавку арахиса к топингу.

Последним штрихом она шлепнула взбитых сливок – всего ложечку, и сбрызнула сверху клубничным сиропом.

Она мне сделала десерт из йогурта. Такой можно было бы увидеть в фонтане газировки в сороковых или в винтажном магазине домашней утвари. Это был бросок в прошлое, еда иной эпохи, прибывшая сквозь время на прилавок «Йо!Гуд». В этом поступке была невинность, совершенно детская. Такое отношение мог встретить ребенок у любящего его взрослого, желающего его наградить просто за то, что он существует.

Когда она протянула мне этот стакан, мы соприкоснулись руками. Пальцы у нее были невероятно мягкие.

– Спасибо, – сказала я.

И не знала, что делать дальше. Да, я разучилась говорить «нет», но и есть я тоже разучилась. Рука стала неметь: йогурт был тяжелый. А придвинуть стакан к себе или отодвинуть от себя я не могла. Прикосновение ее руки как-то меня парализовало.