Вскормленные гневом

Петрушин тем временем уходил все дальше от поселка по лесным зарослям. Выходить на трассу и ловить попутку было опасно. Путь был трудный, ветки цеплялись за ноги, обувь насквозь промокла. Голод и холод приводили в отчаяние. Но Петрушин шел вперед, ему оставалось совсем недалеко до того места, где ему всегда рады. Он торопился в дом деда Ивана. Там можно было затаиться на некоторое время. Петрушин был уверен: милиция уже была у его дедушки, но он также не сомневался, что дед Иван никогда не выдаст любимого внука. До дачного поселка оставалось всего несколько километров. И это ничто по сравнению с тем путем, который Петрушин уже проделал. Сложность составляла и моральная сторона. Петрушину приходилось идти очень осторожно, оперативники могли пустить по следу собак, или цепочкой прочесывать всю территорию леса. Мысль о том, что он может оказаться за решеткой была невыносимой. Он думал, что отнесется к собственной поимке проще, легче. Но на деле оказалось, что лишиться свободы Петрушин был не готов. Намерения его были совершенно обратные: покинуть город и начать все сначала. Но бросать свои ужасающие привычки Петрушин и не думал. Это было частью его жизни, он не мог уже без этого. Лишиться убийств для него было сравнимо с собственной смертью. А он хотел еще так много попробовать в области истязаний и казней невинных девушек. На горизонте показался дачный поселок. Петрушин выдохнул с облегчением. Еще один острый момент в его жизни позади. Осталось незамеченным выехать из города, и потом его следы затеряются среди огромной толпы людей города-миллионника.

Дверь в дом была открыта, Петрушин вошел в дом и сразу стал искать воду и пищу. Жадными глотками он выпил литровую кружку воды, закусив куском найденного хлеба. Деда Ивана не было видно. Петрушин решил, что тот в огороде. Он не стал звать деда, решил, что он и так увидит его, когда войдет. Нельзя сказать, что дед Иван очень удивился, увидев спящего на диване внука. Скорее огорчился. Его опасения подтвердились: Вася действительно в бегах и ищет место для укрытия. Дед Иван был в замешательстве: как честный гражданин он должен был немедленно позвонить в милицию и сдать преступника в руки правосудия. Но ведь Василий был его внуком, он не мог предать его. Дед Иван считал, что во всем виноват отец Васи, с него началась эта кровавая история. Хоть он уже давно лежит в могиле, шлейф его злодеяния несет ужас и смерть. Дед Иван всей душой ненавидел бывшего зятя, душевная рана была настолько велика, что время не в силах было заглушить боль потери.

Внук открыл глаза и увидел склонившегося деда.

– Вася, здравствуй. Как ты здесь оказался? Я тебя не ждал. Мог бы хотя бы позвонить предупредить.

– Дедуль, не ломай комедию, я знаю, что милиция была здесь. Ну не могли они не прийти сюда.

– Твоя правда. Был здесь один, здоровый такой. Ты надолго?

– Перекантуюсь пару дней, потом уеду. Ты же не сдашь меня? – нездоровый блеск сверкнул в глазах Петрушина. На мгновение деду Ивану показалось, что внук способен на все, чтобы не раскрыть свое местоположение, даже если для этого придется убить старика.

– Нет, Вася. Конечно, нет. Но вдруг сюда опять придут тебя искать?

– Там видно будет.

Два дня Петрушин скрывался в доме, выходя по ночам на улицу, подышать свежим воздухом. Он не доверял своему деду. Старался не упускать его из виду. Петрушин чувствовал страх родственника. Василий не раз видел страх в глазах людей, это ни с чем не перепутаешь. В такие моменты Петрушин ощущал превосходство. Будто владыка над рабами, падающими ниц при виде господина. Ему очень льстила роль человека, во власти которого были жизни других. И ему совершенно было не важно, что его жертвы были изначально слабее его, а значит не могли оказывать достойного сопротивления. С каждым убийством чувство сожаления стиралось из жизни Петрушина. Но он ни о чем не сожалел. Наоборот – совесть мешала воплощать в жизнь давно задуманное. С каждым днем Петрушин все больше и больше превращался в бездушного монстра. Жизнь других перестала играть для него роль. И теперь, лежа на диване своего дедушки, он думал о том, что незамедлительно расправится с ним, если он будет стоять на пути. Равнодушие поглотило Петрушина целиком, кроме своей шкуры его больше ничего не интересовало. Он даже решил, что больше не будет заниматься наукой на благо страны. Он хотел всецело заниматься тем, что ему поистине нравится: убийства и насилие. Черная душа Петрушина больше не сопротивлялась.