Вслед кувырком

— Да понятно, — морщится Джилли. — Только чем притворяться-то? В смысле, в «Мьютах и нормалах» все время идет охрененных масштабов война. Цивилизация погибла. Сотни миллионов людей погибли от генетически модифицированных вирусов и прочей дряни. И вот остались выжившие. Некоторые из них по-прежнему люди, а другие стали мутантами — эйрами, шахтами, прочей такой нечистью, — и у мутантов ихние сверхсилы. Они умеют летать, или они сверхбыстрые, сверхсильные, или умеют подчинять тебя мысленно и заставлять делать все, что захотят.

— Да понятно! — перебивает Джек, сравнивая счет.

Джилли кидает на него недобрый взгляд.

— Так вот, на случай, если ты не заметил, дядя Джимми: тут войны нет. Ни у кого нет таких сил. Конечно, в игру играть весело и так далее, но в убежище мы никаких мьютов не найдем. А найдем тех самых загорелых и жирных хамов, которых каждый день видим на пляже.

— Ну, и местную разновидность реднеков, — добавляет Эллен. — Их не забудь.

— Ага, еще и их.

— И любой из них может быть мьютом, — говорит дядя Джимми. — Не вижу, почему это так трудно понять.

— Но в «Мьютах и нормалах» мьюты на людей не похожи. Ну, почти все не похожи.

— А я разве не сказал: «без книги правил»? Это не будут «Мьюты и нормалы», ну, или будет новая версия.

Он выбрасывает окурок в пустую бутылку от «Будвайзера», которую использовал вместо пепельницы. Окурок гаснет в опивках, коричневое стекло заволакивается дымом. Джек замечает в глазах дяди Джимми похожий оттенок, будто в них клубится тот дым, что он вдыхал. Глаза эти блестят оживлением, когда дядя Джимми вытаскивает из пачки «Марльборо» рядом с бутылкой очередную сигарету и прикуривает от красной биковской зажигалки, тоже лежащей под рукой, на полном словаре Вебстера.

— Ага, в этой игре мьюты выглядят с виду нормально, но внутри у них началась перемена, стали развиваться паранормальные способности. Телепатия там, телекинез, ясновидение, прочее в этом роде. Потом они начнут меняться и физически, превращаться в эйров и шахтов, салмандеров, тельпов и руслов. Но пока еще нет. Сейчас нормалы численно превосходят мьютов в отношении… ну, скажем двадцать к одному. Потому мьюты вынуждены прятаться, маскироваться, — таким образом они смогут победить нормалов поодиночке. Если надо, они будут убивать, но предпочитают подчинять — в смысле, захватывать разум. Им, понимаете, рабы нужны. Вот они и залезают людям в голову и превращают их в зомби, марионеток на ниточках. А если убивают, то так, чтобы это выглядело как несчастный случай, или ненамеренный смертельный удар в драке, или как нападение бандита, или как самоубийство. Но ничего экстраординарного, ничего такого, что не происходит сотни раз за день. И потому никто не подозревает правды — только мы.

— А чего мы такие особенные? — тут же спрашивает Джилли. — Отчего это только мы знаем правду?

— Ну, Джилли! — Дядя Джимми пожимает плечами. — Мне что, все самому придумывать? Подслушали их разговор, или… — Он затягивается, выдыхает. — Знаешь, это ж без разницы, откуда мы знаем; просто знаем, и все. Входит в условия игры. Произвольно заданные начальные условия — они в каждой игре есть.

— Все равно не понимаю, что это будет за игра и как нам в нее играть.

— Цель игры простая: определить, кто мутанты.

— Это до меня дошло, дядя Джимми. Только как? Они же с виду нормальные, да? Так как узнавать, кто они, или кто кем управляет? Откуда мне знать, что ты сам не мьют и не зомби?

— А ниоткуда. — Дядя Джимми улыбается так простодушно, будто он и не взрослый совсем. — Это как раз самое интересное.

Джилли закатывает глаза, не сразу соображая.

— Так, давай уточним. Никто больше в убежище в игру играть не будет. И никто не будет знать, что в нее играем мы. Даже не будут знать, что есть какая-то игра.

Дядя Джимми одобрительно кивает.

— Ладно. Теперь допустим, что мы играем, и я почему-то решаю, что вот кто-то — кто угодно — мьют. Как мне это доказать? Никак. Но и вы все не сможете опровергнуть. И даже если мы согласимся, что такой-то и такой-то — мьют, сделать мы все равно ничего не можем.

— Смотри-ка, догадалась!

— Так как же выигрывать?

— А кто сказал, что надо выигрывать?

— Дядя Джимми, в игре должен кто-то выиграть, — произносит она снисходительно, чуть с презрением. — А то на фига вообще играть?

— Есть куча игр, где никто не выигрывает и не проигрывает. Игр, в которые приходится играть, хочешь ты того или нет.

— Назови хоть одну.

— Пожалуйста. «Мьюты и нормалы».

Джилли качает головой:

— И я должна играть, даже если не хочу? Не думаю.

— Ладно, а жизнь? Нет, не дурацкая настольная игра с таким названием, а вот все вот это, — он обводит рукой. — Просто — жить.

— Жить — это не игра.

— Я бы на твоем месте не был так категоричен.