Вслед кувырком

— Послушай, дядя Джимми, — говорит она, будто объясняет очень тупому инопланетянину, — в игре есть правила, ты согласен? И есть цель. Что-то такое, что надо сделать, или какая-то точка, куда надо добраться. В скрэббле цель — набрать больше всех очков. В шахматах — поставить мат королю противника. В игре есть начало и есть конец. Есть победитель и побежденный. Иногда можно даже целый эпизод переиграть заново! Когда игра кончается, можно сыграть еще раз, а можно отложить и заняться чем-нибудь другим. В жизни ничего такого нет. — Она проглатывает зевок, быстрым кошачьим движением заводит прядки за уши. — Нет, я понимаю, что в каком-то смысле — да, игра. Но на самом деле — нет.

— А я думаю, что твой дядя может чуть больше разбираться в играх, чем ты, Джилли, — говорит Билл, не отрываясь от телевизора. Он как загипнотизированный смотрит на непрестанную пургу помех, где вроде бы движутся зернистые фигуры, размытые, неясные, и так же неясно, что они там делают. — Он, если ты помнишь, ими на жизнь зарабатывает. — Билл мельком смотрит на сводного брата. — Надо отдать тебе должное, Джим: ты единственный из моих знакомых, которому платят за то, что он целыми днями играет в игры. И никогда ты не вырастешь, Питер Пэн на зарплате.

— Некоторые сказали бы то же самое про твое «Ниже Пояса».

— «Внутри Пояса».

— Извини, — скалится дядя Джимми. — Но не о том речь. Я в эту версию «мьютов и нормалов» давно уже играю в нашем Голодном Городе. — Так дядя Джимми называет Нью-Йорк — за то, что он тебя обгладывает и выплевывает кости. — Жизнь становится куда как интереснее. У вас бы глаза на лоб полезли, знай вы, каких я мьютов находил на Пятой авеню!

— Псих ты, дядя Джимми! — говорит Джилли уже не в первый раз и не без нежности.

А Эллен тем временем издевательски улыбается:

— А я прямо сейчас знаю парочку мьютов.

— Ну и заткнись! — отвечают ей в унисон Джилли и Джек.

— А я уже все сказала.

Близнецы укрываются за щитом тлеющего презрения от взрыва смеха за столом. Их взаимопонимание без усилий, которое иногда кажется невозможным им самим, — это как публичная демонстрация чего-то, что должно остаться между ними, нежелательное напоминание другим, насколько те на самом деле одиноки, не имеют якоря в этом мире, никого, кто облегчил бы им бремя всего плохого или улучшил бы все хорошее просто фактом своего существования — без необходимости в словах, прикосновениях, даже взглядах. Их физическое сходство — всего лишь верхушка айсберга, а то, что под поверхностью, людей тревожит, провоцирует, как будто каждый человек в мире — выжившая половинка разделенного целого, миллионы людей с кровавыми ранами, которые они остро ощущают, но не могут ни увидеть, ни вспомнить, откуда эта рана взялась, беспомощные и недоумевающие, как жертвы автокатастрофы без видимых повреждений, слоняющиеся в шоке с внутренним кровотечением. Если бы не смех, их можно было бы и пожалеть. Но смеются всегда: и дома, и в школе. А презрительные шепотки еще во сто крат хуже. Уже много лет Джилли и Джеку ясно, чего хотят другие на самом глубинном уровне — это чтобы они стали такими же инвалидами: убрать все то, что выделяет их, и оставить их такими же, как все — два разных носка в вертящейся бельевой сушилке этого мира, которые могут слипаться как хотят, но никогда не станут настоящей парой.

Отчаянно желая как-нибудь огрызнуться, Джек берет пять букв со своей и Джилли подставки и выкладывает их на доску, приставляя к уже имеющейся букве «Е», чтобы получилось слово «insect».[6] Это будет, сейчас посмотрим, одно, два, три, четыре, семь, восемь очков, плюс удвоение слова на букве «i», что дает всего шестнадцать. Будь у них еще одна «S», он бы закончил, и еще второе слово было бы с удвоением, всего тридцать шесть, и тогда они бы вырвались на четыре очка впереди Билла, действующего чемпиона, который, как всегда, без партнера, выиграл первую игру шутя и в этой второй тоже ведет. Ну ладно, думает Джек, шестнадцать очков тоже на дороге не валяются. В конце концов, нас еще рано сбрасывать со счетов.

Или нет? Кресло вдруг резко скрипит, подобно дому, когда Билл, вроде бы не обращавший внимания, наклоняется резко, как атакующая кобра, и выкладывает свои буквы. Еще не видя первую букву, просто по быстроте игры и из-за одновременного укола отчаяния от Джилли Джек понимает, что сделал глупость.

Естественно, Билл, начиная с буквы «S», выкладывает все буквы со своей подставки под хор стонов одушевленных и неодушевленных. Он не торопится, строит слово задом наперед, щелкая каждой буковкой о доску, и выкладывает «Е», «Т», «О», «G», «Y», продлевая торжество, пока Джек глядит в душевной муке, ужаленный им же выложенным «инсектом». И потом кладет последнюю букву.

— Черт! — восклицает дядя Джимми. — Три удвоения слова!

Джилли тычет локтем в больную руку Джека — сильно.

— Ты за кого играешь?

— Стоп! — заявляет Эллен. — А вообще есть такое слово?