Вслед за Бурей

— Господин капитан, так мы ж тихо.

— Тихо мыши сношаются! — рыкнули в ответ. — У Бездушных небось уши получше твоих. Вдруг он слушает? Еще успеете обо всем посудачить. Больше, чтоб до заставы ни-ни. Или хочешь без наградных остаться?!

— Никак нет, господин капитан! Виноват!

Разбавленная хрустом и чавканьем тишина снова воцарилась вокруг. Яр некоторое время подождал для уверенности. Ничего. С дисциплиной в отряде порядок. Получили приказ не болтать — не болтают. Так же молча егеря начали собираться в дорогу, и Мудрейший не выдержал.

— Пить… — слабым дрожащим голосом простонал Яр, имитируя внезапное пробуждение.

То ли вышло у Вечного чересчур тихо, то ли просто имперцы не видели срочности в облегчении мук своего живучего пленника, но к моменту, когда губ Мудрейшего наконец-то коснулось холодное горлышко фляги, Яр успел еще трижды повторить свой просительный стон. Струи теплой слегка горьковатой жидкости потекли в пересохшее горло. Дрянь — но как же приятно. Правда, толком напиться не дали, оторвав вожделенный сосуд через пару десятков глотков. Наконец распахнув глаза, Вечный смог рассмотреть склонившихся над ним людей.

Однозначно военные. Яр, хотя и недавно узнал про понятия: армия, воины, солдаты, но по схожести серо-зеленых одежд сразу понял — служивые. Да и помнил же, кто их тогда догонял. Егеря-пограничники. Значит, осталось недолго. Проклятым, вроде, в Империи головы рубят, если магистр не врал.

«А ведь мог и соврать,» — промелькнула внезапная мысль. «И про это, и про все остальное. Или часть все же правда? Наверное правда была. Только, как разобрать — где обман, а где истина?»

— Ну так что? Ты Бездушный, аль нет? Сам признаешься, или братьев дождемся? — иронично поинтересовался солдат.

— Да неважно, — сердито бросил другой, отличавшийся от остальных егерей наличием блестящей кольчуги. — То есть важно, конечно, чтоб Проклятый, но можешь молчать. На заставе во всем разберутся. С тебя дотерпеть и не сдохнуть. Смогешь?

— Постараюсь, — выдавил Яр.

— Ну и ладненько, — расплылся в улыбке имперец. — Коли Проклятый, все по золотому получат. А я так и вовсе пяток. Так что держись, бородатый. До форта, чтоб протянул.

Обращение Яра сначала немного смутило — вроде же, не похож на Безродного — но присмотревшись к служивым внимательнее, Вечный все понял. Лица солдат были тщательно выбриты. Житель Долины про этот обычай — скрести себе кожу ножом, уже знал и видел, как тот же Эркюль по возможности брил подбородок и щеки кинжалом. Сам же Мудрейший волос на лице не касался аж с праздника Длинного дня. Вот и оброс сверх приличий.

— Есть хочешь? — поинтересовался все тот же имперец в кольчуге. И не дождавшись ответа, добавил: — Сейчас перевяжем, и надо пожрать. Только мяса не дам. Не сгрызешь. Кашка — самое то.

Капитан — видно, это был он — бросил пару приказов и скрылся из вида. Дальше Яру пришлось пережить несколько неприятных минут. Для начала Мудрейшего аккуратно — как, видимо, представлялось опускавшим его егерям — положили на землю вместе с носилками. Затем подошедший солдат с сумкой, полной каких-то малюсеньких фляг и коробочек, небрежно сорвал бинты с тела Вечного и принялся обрабатывать рану.

Отвратительный запах густой жирной мази ворвался в ноздри. Обмокнутая в эту вонючую жижу тряпичная скрутка настойчиво лезла в небольшое отверстие, оставшиеся от извлеченной стрелы. Дырищей, как давеча, назвать эту дырочку сейчас уже было нельзя. И если же лекарь сумел скрыть свое удивление, то у солдат, помогавших целителю, сдержаться не вышло.

— Ого! Ты видал? Ничего себе скорость! Как пупок на груди вместо дырки, да и кровь не идет. За два дня заросло. Чудеса… Вот бы мне так уметь!

— Да… Живучие суки. Теперь уж все ясно — Бездушный.

— А значит гульнем! — подытожил осмотр раненого третий егерь.

Закончив перевязку, молчаливый лекарь ушел, прихватив с собой и помощников. Им на смену немедля явился солдат с миской каши в руках. Подсунув Яру под голову свернутый плащ, он принялся за кормежку.

Вскоре, разобравшись с делами, егеря по-быстрому свернули лагерь, и отряд продолжил движение. Яр, болтавшийся в гамаке между конских боков, хоть и мучился болью в груди, но сознание уже не терял. Заживавшая рана саднила и сильно чесалась. Иногда, на особенно резких рывках, там за ребрами жгло, как огнем. Сами кости тем более ныли — особенно ключица с лопаткой, коим досталось сильнее всего.